Читать «Терроризм. Война без правил» онлайн - страница 5

На судебном процессе адвокат высказался о террористке так: «Обвиняемая сама признается в совершенном ею ужасном преступлении; она сознается, что совершила его хладнокровно, заранее все обдумав, и тем самым признает тяжкие, отягощающие ее вину обстоятельства; словом, она признает все и даже не пытается оправдаться. Невозмутимое спокойствие и полнейшее самоотречение, не обнаруживающие ни малейшего угрызения совести даже в присутствии самой смерти, – вот, граждане присяжные, вся ее защита. Такое спокойствие и такое самоотречение, возвышенные в своем роде, не являются естественными и могут объясняться только возбуждением политического фанатизма, вложившего ей в руку кинжал. И вам, граждане присяжные, предстоит решить, какое значение придать этому моральному соображению, брошенному на весы правосудия. Я полностью полагаюсь на ваше справедливое решение».

Впоследствии, по словам палача, он был поражен мужеством Корде.

На этом примере можно проследить разницу между терроризмом и политическим убийством. Многие современники из числа противников якобинцев сетовали: Корде не того зарезала. Надо было «валить» Робеспьера. В самом деле, последний был куда активнее и опаснее. Марат же был болен и не выходил из дома. Но! Марат являлся теоретиком и ярым пропагандистом государственного террора. То есть его убийство было прежде всего знаковым актом. А ликвидация Робеспьера – всего лишь устранением одного из радикальных политических деятелей. Тем более, на нем свет клином не сходился. Имелись и другие, не менее веселые ребята.

Впрочем, убийство Марата тоже никакой особой пользы противникам якобинцев не принесло. Скорее даже наоборот. Дело в том, что Корде сочувствовала более умеренным революционерам, жирондистам, отрицавшим разухабистые якобинские методы. Жирондистов можно сравнить с российскими меньшевиками. Совершенное Корде убийство дало повод развернуть против них политику массовых репрессий. Мало того – из Марата стали лепить икону. Причем, в буквальном смысле. В церквях, на алтарях выставляли его бюсты. Его сравнивали с Христом. Причем это не было политикой властей. (Якобинцы к Католической церкви и к христианству вообще относились очень плохо.) Это было, так сказать, стихийным творчеством революционных масс. Сторонников крайних революционеров во Франции имелось достаточно.

Антиправительственное движение, как надеялась Корде, тоже не поднялось. Хуже того. В народном представлении жирондисты стали отождествляться со сторонниками короля, а к последним относились как к предателям (поскольку они активно сотрудничали со всеми врагами Франции). Интересно, что после реставрации Бурбонов власти стали лепить икону уже из Шарлотты Корде.

Великая французская революция закончилась. Во Франции восстановилась королевская власть, и, казалось бы, слово «террорист» стало достоянием историков. Однако дело их не пропало. Призрак революции начал бродить по миру. В Европе оказалось достаточно много людей, готовых кого-то убить ради своих светлых идей. Причем террористами их подчас делало общественное мнение. К примеру, в 1819 году некий студент Занд, увлеченный либеральными идеями, убил в городе Мангейме кинжалом господина Коцебу, издателя журнала консервативного направления. Дело, конечно, нехорошее, но бывает. Может, пива перепил – вот и взыграли революционные чувства. В конце концов, казалось бы, кого волнует уголовное дело в мелком немецком городке? Но! Занд превратился в символ «борца с тиранией». Его имя стало известно во всей Европе. В России Занд был очень популярен среди декабристов.