Читать «Письма в Небеса» онлайн - страница 41

…Все мы знаем о движении Сопротивления, но как-то мало говорят о движении Присоединения, о коллаборационистах. Между тем коллаборационизм был намного — в десятки раз — сильнее чахлого Резистанса, еле-еле сводящего концы с концами на английские и советские деньги. Коллаборационисты отнюдь не казались соотечественникам позором нации. Маршал Петен, герой Первой мировой, с готовностью склонился перед немцами и не считал это сделкой с совестью. Великий писатель Кнут Гамсун от души приветствовал Гитлера. Антуан де Сент-Экзюпери (вот уж, казалось бы!..) — и тот как-то обмолвился, что воюет с Германией лишь по долгу солдата, а в душе-то… Клеймо предателей коллаборационисты получили значительно позже — когда проиграли, — а до тех пор европейцы не за страх, а за совесть сотрудничали с Гитлером, и не было бы конца этому полюбовному союзу, если бы Красная армия не перешла в наступление.

Да, надо, видимо, назвать вещи своими именами: Европа обрадовались Гитлеру. Он не захватывал её, не насиловал — это был брак по любви: сперва нерешительное сопротивление, а затем — слияние в экстазе. Европа увидела в Гитлере своего хозяина, своего вождя, выразителя самой сокровенной европейской идеи. То же самое случилось и во времена Наполеона. С той же радостью засидевшейся невесты Европа встречала своего «завоевателя» — человека, который призван был стать владыкой Запада, собирателем разрозненных европейских наций, создателя новой и величайшей в истории человечества Империи.

Строго говоря, какое нам, русским, дело до внутриевропейских рекогносцировок? Если Европа нашла своего вождя и хочет отдаться ему — ну что ж, флаг им в руки. И Павел I, и сын его Александр от всей души пытались замириться с Наполеоном, понимая: у них своя империя, у нас — своя. Сталин охотно подписывал пакт с Гитлером, понимая, что внутрисоюзные дела для СССР много важнее европейской войны. Россия никогда не была против всеевропейского царства.

Но Единая Европа — и при Наполеоне, и при Гитлере — не пожелала жить в мире с Россией. Сама не пожелала. Ей, единой Европе, почему-то нестерпима была мысль о великой и независимой России. И Наполеон, и Гитлер считали мир с Россией лишь дипломатическим трюком, а войну — насущной необходимостью: пока есть сильная Россия — единой Европе не бывать.

Почему они так думали? Почему Россия готова была ужиться с евроимперией, а Европа с великой Россией уживаться не хочет? Пусть над этим вопросом ломает голову человек поумнее меня.

Мне же ясно: и Наполеона победил не Кутузов, и Гитлера победил не Сталин. В обоих случаях победительницей была сама Россия. Что ни говори, а военный гений Наполеона не знал себе равных. До 1812 года Кутузов сталкивался с Корсиканцем на поле боя — и результат выходил самый плачевный для нас. Стремительная гитлеровская тактика произвела революцию в военном искусстве — нашим маршалам, чтобы победить Гитлера, пришлось учиться у того же Гитлера. Нет, побеждала сама Россия: её пространства, её неласковая природа, её народ, идущий на войну не за славой, а за победой, её душа, которая никогда не примет в себя ничего европейского. (Россия всегда любовалась Европой, восхищалась ею, но всегда издали, со стороны, не допуская её в своё сердце.) Да, Кутузов, Сталин или Жуков велики! Но велики они в первую очередь тем, что правильно слышали голос России и чётко делали то, что Россия им приказывала, — ни больше ни меньше. Ярчайший пример тому — поворот сталинской политики от коммунизма к русскому патриотизму: интернациональная республика сопротивляться Гитлеру не могла, Россия же сокрушила его до основания.