Читать «Афган: русские на войне» онлайн - страница 195

Выводы советских военных оказались не менее горькими. Генерал Михаил Соцков, главный военный советник в Кабуле в 1988-1989 годах, писал об операции «Тайфун»: «В этих трех днях и трех ночах, как в зеркале, отразились почти десять лет войны: политический цинизм и военная жестокость, абсолютная беззащитность одних и патологическая нужда в убийствах и разрушениях других».

После операции «Тайфун», 27 января, вывод советских войск возобновился. Гражданские служащие и военные уезжали, начиная с нового года, а их семьи покинули страну еще раньше. Погодные условия были исключительно сложными — снег, туман, обледеневшие дороги, особенно на перевале Саланг. Сошедшие с гор лавины образовали многокилометровые препятствия из снега и камня, для устранения которых требовались масштабные инженерные работы. Но дело было сделано, и длинные колонны бронетехники и грузовиков продолжали двигаться на север по графику, определенному военным руководством и Женевскими соглашениями.

Советские самолеты, базировавшиеся в Баграме, улетели в период с 30 января по 3 февраля. К 4 февраля последние солдаты покинули Кабул. По пути к северу стояли отдельные батальоны: они должны были гарантировать, что переход пройдет без сучка без задоринки. За последние две недели войны советская армия потеряла еще 39 человек. Среди них был Игорь Ляхович из 345-го гвардейского отдельного парашютно-десантного полка, которого застрелил снайпер. Его тело вывезли из Афганистана завернутым в покрывало и привязанным к крыше БМП. Как гласит легенда, Ляхович был последним советским солдатом, убитым на афганской войне.

На генерала Себрова, пришедшего в Афганистан в 1979 году с 103-й дивизией, речи, толпы и цветы не произвели впечатления. Он с горечью подытожил: «Страна, которой мы девять лет оказывали разностороннюю помощь и поддержку, лежала в руинах. Разрушали ее все понемногу… но значительная доля вины, несомненно, ложилась на нас. Нельзя было не видеть и разительную перемену в отношениях населения и воинов афганской армии к советским военнослужащим. Если в начале 80-х годов взаимные симпатии и дружеские чувства проявлялись на каждом шагу, то перед выводом войск все чаще из уст простых афганцев в наш адрес звучали угрозы и оскорбления». 

Мост

Четырнадцатого февраля 1979 года командующий 40-й армией генерал Громов проснулся в хорошем настроении — как обычно, в половине седьмого. Он находился в Ташкургане, от которого до границы было около часа езды. Когда-то Ташкурган славился древним прекрасным рынком, но в ходе боевых действий тот был уничтожен. На протяжении большей части войны в городе находилась база мотострелкового полка, а с января — последний штаб 40-й армии. Теперь афганцы бродили по ее территории с видом хозяев, оценивая здания, которые вскоре им достанутся. В 10 часов утра небольшая колонна Громова — разведывательный батальон 201-й дивизии — выдвинулась в Хайратон, транзитную базу на афганской стороне реки. Там Громов и его коллеги еще раз остановились, чтобы проверить, не остался ли позади еще кто-либо из солдат 40-й армии. Их застиг панический звонок Язова. Юристы МИДа указали, что согласно Женевским соглашениям советские силы должны были покинуть Афганистан до 15 февраля, то есть вернуться в СССР 14 февраля. Громов ответил, что уже разговаривал с представителями ООН и что они решили закрыть на это глаза. Тогда Язов спросил: «Почему вы выходите последним, а не первым, как положено командиру?» Громов сказал, что, по его мнению, он заслужил это, провоевав в Афганистане более пяти лет. Язов промолчал.