Читать «Зависимые» онлайн - страница 5

— Врёт, это невозможно. Он зашился.

— Спроси у него сам.

— Он не признается. Или просто он не пьёт рюмочку в праздник.

— А что мы вдруг так разволновались? Что тут волноваться? Жизнь один хрен прожита. Тут уж волнуйся — не волнуйся… Посмотри, что осталось?

— Много чего осталось. Много. Много. Юлец остался…

— А ты к ней вообще приглядывался? Как она на тебя смотрит, как говорит с тобой… Что она думает про тебя…

— Думаешь, она лучше будет думать, если ты выпьешь?

— Лучше уже не будет. И хуже тоже. Она побольше тебя жизнь знает. У неё отец алкаш.

— Непьющий, отметим.

— У неё отец — алкаш. Мать чокнутая на руках. Да ей лучше будет, если ты поскорее сдохнешь и ей квартиру оставишь.

— Я лучше заработаю ещё на одну.

— О-о! Ты заработаешь. Ты оглянись вокруг, Мишуля. Глазки раскрой! Ты в какой стране живёшь? Бизнесмен! Тебе дают пока попастись, а потом твой вшивый бизнес ментам, а самого в тюрьму. И квартиру спустишь на адвокатов.

— То-есть, вариант один только — надраться в жопу? Да? Сразу всё решится.

— А я тебе предлагаю сразу в жопу? Я вообще молчу. Я просто против этого кривляния — запрет первой рюмки, помощь другим, спасение нариков. Это бабский бред.

— Помощь другим — бред?

— А ты спас хоть одного? Ты погляди на себя, спасителя, ты приехал устраивать их на кордон полный конопли. Это каким надо быть, а? Бизнесмен-спаситель.

— За свои деньги, между прочим, приехал…

Миша привычно слушал этот спор внутри себя. Он и правда привык. Он покорно слушался того, кто победит в очередной раз, а потом пытался объяснить, почему он это сделал. Ему часто казалось, как будто это всё скоро закончится, его перестанут отвлекать от разных интересных игр и отпустят, наконец. Он по привычке, бездумно брился, носил взрослую одежду, удивлялся, что лысеет, что стал седой, не мог поверить, что Катька уже старуха. Не мог поверить, что это она, Катька, кидалась на него, норовя по глазам, вырываясь из рук Юльца, когда Андрюшка приходил залипший. Тем более он не мог поверить, что тот страшный, твёрдый человек на диване, в Андрюшкиной одежде, у которого только родинка на ухе настоящая осталась, был его сын.

Вышел Серёга, босиком, в трениках. Лицо мятое. А тело белое, как будто сметаной натирали. Мышцы все на костях плотно сидят, сверху для надёжности и тепла мягким политы — не выпячиваются, под жирком силу скрывают. А ведь постарше Миши лет на пять. Пожалуйста тебе — русский богатырь. У него, небось, всё проще.

Хорошо, что вышел.

Сел напротив, передвинул пепельницу — консервную банку — на середину.

— Смотри, Миш, я подумал — ведь никто из наших так и не спился до конца. Вспомнить страшно, как кувыркались, и по месяцу, и всяко. А теперь, смотри — Двуногов не пьёт, Валерка не пьёт, Утопленников не пьёт, Бойко не пьёт. Букалинских ребят кого взять — там тоже никто. Мы с тобой оба. Митусов Володя не пьёт. Машку похоронил — уксусом отравилась, а сам завязал. Хотя, конечно, и поумирало немало.

— Серёг, убери её, бутылку, а? Я еле держусь, а то налью себе, а потом у вас тут до Нового года тормознусь. Мне нельзя, никакие троицы не помогут.