Читать «Индивидуальная беседа» онлайн - страница 14

Юрий Тешкин

— Вот и все, — прошептал Колька, а начальник вздохнул…

А потом начальник писал характеристику на Кольку на десяти страницах. И о том, что Колька трудолюбивый, и о том, что понимает тайгу.

и хороший товарищ, и т. д. Писал и о том, что знает Кольку третий год и просит оставить его с ним. А он, Сергей Анатольевич Курчаткин, обязуется глядеть за ним в оба и обещает, что Коля Усов кончит восемь классов, а впоследствии и геологический техникум.

— Да-а, — сказал воспитатель детприемника, прочитав характеристику. — Ты бы рассказал, Коля, про своих друзей, про тайгу. Я ведь по-настоящему-то в ней и не был. Так, иногда под выходной выберусь на Пагель, на мормышку подергать.

— Знаю, — Колька вытащил руку, на которой сидел до сих пор, и махнул ею пренебрежительно. — На Пагеле тоже можно, но не интересно, рыбаков из города всегда понаедет…

— А там, в Хибинах, что — интереснее? Отряд ведь там стоял?

— Да.

— Ну, вот и расскажи мне про отряд, про тайгу. Какая она?

Колька вздохнул, опять засунул руку под себя, поерзал, но все же стал рассказывать. Об отряде, о тайге, о начальнике. Он чувствовал, что дело это бесполезное. Разве можно вот так сразу взять и рассказать. Он что-то говорил и о моряке, руководителе кружка при Дворце пионеров, и об учителе географии, об Олеге говорил. В общем обо всем, что вспомнилось в это утро. Но уже вяло, без интереса, перескакивая с пятого на десятое, и, наконец, совсем умолк с глубоким вздохом.

Какое-то время они сидели и молчали, прислушиваясь к шуму и хохоту, доносившемуся из класса.

— Ну, что ж, Усов, — сказал воспитатель, — иди. Пришли мне Гирусову.

— А что сейчас в классе?

— В классе? Лекция. Работник горбольницы проводит. Алкоголь и курение — яд для детского организма. Интересно? Ну, иди, иди. Гирусову не забудь прислать.

Когда Колька ушел, воспитатель поднялся, прошелся по комнате, снова сел за стол.

— М-да, — одной рукой отодвинул папочку скоросшивателя, в которой уместилась вся жизнь Николая Усова, другой — потер переносицу. На минуту закрыл глаза. И вдруг увидел много живых людей. Кто-то из них был похож на старичка — учителя географии, кто-то на руководителя кружка «Полный вперед!», кто-то на Колькиных родителей… Были здесь и другие люди: хорошие и не очень, равнодушные и те, что писали (сквозь пальцы он видел последнюю страницу дела) характеристику, и фразу начальника: «…прошу оставить Николая Усова со мной, а я обязуюсь…»

— Ну, кто ж его тебе отдаст, дорогой Сергей Анатольевич, — усмехнулся воспитатель, — при живом-то отце с матерью.

Но это «обязуюсь» как-то выделилось, затвердело, связалось с наступающим утром и не то, чтобы задело воспитателя, а словно бы сдвинуло с места всех этих людей из скоросшивателя за тридцать две копейки, из Колькиного вымученного рассказа, включило их в какую-то сложную, единую эстафету. И себя вдруг увидел воспитатель среди них — где-то там, поближе к последнему этапу эстафеты. Только не палочку они передают друг другу — живого человека. С больным ухом, одного зуба нет, под носом потемнело — пробиваются уже усы, — а шея еще тонкая, детская, торчит из разношенного воротника ковбойки.