Читать «Гуго Коллонтай» онлайн - страница 6
Хенрик Хинц
Как же оценивал Коллонтай состояние образования и польской науки накануне станиславовской эпохи? Саксонский период Коллонтай представляет (сравнивая его с предшествовавшей эпохой польского Ренессанса, принесшего расцвет польской культуры) как время глубокого упадка, политического и культурного застоя. Наиболее опасным и заметным внешним выражением этого положения была, по его мнению, деградация польского языка и литературы. «За порчей и выхолащиванием языка, — писал Коллонтай, — следовала порча стиля, а отсюда и отвращение к произведениям, написанным по-польски. Пренебрежение читателей к литературе на польском языке отбивало у писателей охоту создавать полезные сочинения или делать переводы иностранных произведений, и дело дошло, наконец, до того, что польский язык стал служить только для проповедей, для религиозных писаний, для панегириков, для свадебных или погребальных речей, для речей на сеймах и сеймиках, и изредка можно было увидеть скверные переводы на польский язык иностранных произведений» (16, 452).
Приведенную выше характеристику Коллонтай относил непосредственно к первой половине XVIII в., ибо считал, что примерно в 1750 г. появились некоторые симптомы возрождения народной культуры. Борьба за правильный польский язык в науке, литературе и речи, в общественной и личной жизни стала одним из плодотворных дел его жизни. Заметим сразу, что эта борьба проводилась последовательно и успешно (что впоследствии показал расцвет польской литературы в эпоху романтизма) всеми представителями польского Просвещения. К их числу следует отнести таких ученых и мыслителей, как братья Снядецкие (создавшие язык точных и естественных наук), Сташиц, Копчинский и, наконец, Линде.
Итак, Коллонтай считал, что период, предшествовавший Просвещению, привел к упадку научного творчества и вырождению польской литературы, о чем он писал следующим образом: «Это был скорее всего век посвящений, нежели сочинений. Ничто не могло появиться на свет без того, чтобы не было пожертвовано какому-нибудь меценату. Календари, панегирики, торжественные речи и диссертации, даже выводы, приготовленные для диспута, — все это должно было найти мецената» (27, 69).
Значительно снизился также и научный уровень высшего образования. Естественные науки в академиях (университетах), а также в духовных коллегиях преподавались в рамках схоластически понимаемой философии. В частности, в них обучали по примитивным комментариям к Аристотелю «со всяческими арабскими добавлениями и комментариями святого Фомы». Однако «о Декарте, Гассенди, Лейбнице и Ньютоне в Краковском университете не говорилось, их философские системы просто отбрасывались» (16, 456). Математика и астрономия «на родине Коперника и Гевелия» оказались в состоянии такого упадка, что даже специалист не мог проследить и «вразумительно описать» самый простой астрономический феномен (см. 27, 168).