Читать «Варшавское шоссе – любой ценой. Трагедия Зайцевой горы. 1942–1943» онлайн - страница 114

Александр Александрович Ильюшечкин

Помню, вода сначала обожгла меня. Потом ноги стало ломить, и я почувствовал уже не холод, а боль. Стискиваю зубы. Вода выше колен. Под ней – осклизлые ледяные кочки и путаница хворостинного валежника. Спотыкаемся и если пока не падаем, то только потому, что идем цепочкой, держась друг за друга…

Лес впереди урчит. Похоже, что там – танки. Лес редеет, пошел густой кустарник. Слышны голоса – идем на них. Сбоку полянки чья-то палатка, вокруг снуют бойцы. Штаб батальона. Какого полка? Оказалось, что нашего, 608-го. Роты уже на исходном рубеже, на опушке кустарника. Штаб батальона снимается, переходит ближе к ротам.

Продираемся через кустарник. Он «живет»: чувствуется, что тут где-то передовая. Еще одна полянка. Около высыпанных на снег патронов узнаем командира нашего полка, майора Кузина. Он подозвал нас:

– Кто такие? Куда?

Говорим, что связисты, идем давать связь в роты.

– К черту! Берите патроны. Сейчас наступаем. Поняли?

Мы поняли одно: к черту катушки, что и сделали с удовольствием, сбросив их с себя. Набиваем подсумки и карманы патронами. Асташкин возражать старшему не стал. Тоже берет патроны.

По всей опушке – брустверы из снега. Не для защиты, а лишь для укрытия от глаз немца. Выглядываем: перед нами равнинное белое поле километра на полтора. На дальнем конце его изволоком тянется по горизонту возвышенность. Это и есть Зайцева гора. На ней различаем какие-то нагромождения. Очевидно, остатки домов. Ее надо взять, опрокинуть врага за Варшавское шоссе. Надо. Но мы вконец замерзаем в этих снежных окопах. И если сейчас, вот сию же минуту, не будет сигнальной ракеты, я не знаю, как мы разогнемся. На нас все задеревенело. Пальцы рук не сожмешь в кулак.

Сколько сидим? Уже больше часа. Я присел на кем-то брошенную тут до меня железную каску, сжался. Когда же? Никто не знает. Асташкин не смотрит на нас: он тоже не знает – когда.

Снова присматриваемся к полю. Оно испещрено протоптанными в снегу узкими дорожками, глубокими следами: по нему уже наступали до нас.

Ждем третий час… Мыслей нет. И они скованные холодом. Была ракета или не была, не помню. Не видел. Справа от нас вылезли из снега пехотинцы, пошли. Мы тяжело распрямляемся, шинели на нас коробятся, звенят, прикладами винтовок ломаем снежный бруствер. На открытом поле теплее: и оттого, что вышли на солнце, и оттого, что передвигаемся, разминаемся. Зайцева Гора молчит.

В небе начинается гул. Ползет черная муха, за ней – вторая.

– Бегом! – командуют справа у пехотинцев.

– Бегом! – повторяет Асташкин. Пробуем бежать, но бежать снег не дает, под ним – вода.

Немецкие самолеты снижаются. Слышим пулеметные очереди. Без команды падаем. Я намечаю себе впереди оттаявший бугорок-кочку, он будет маскировать меня.

Самолеты визжаще пронеслись над головами. Они словно подхлестнули нас. Вскакиваем. Справа, у пехотинцев, чей-то истошный крик.

Бросок – до нового рубежа. Грудью наваливаюсь на кочку, ноги в снежной воде.

Снова приближается гул.