Читать «Безвозвратно утраченная леворукость» онлайн - страница 97

Мать была слишком молода, отец далеко, у бабушки Марии дом и хозяйство на голове, а он — офицер разгромленной армии, его довоенная сабля плыла по лабиринту стен. Он был Куратором протестантской общины, Начальником почты, владел устным и письменным польским литературным языком, тогда для меня почти совсем незнакомым. К нему приходили отчаявшиеся лютеране, излагали свои жизненные проблемы, и он им объяснял, что следует делать, и писал от руки на канцелярской бумаге прошения в гмину, в банк, в суд в Чешине. За покрытым голубой клеенкой столом в нашей большой, как воеводское управление, кухне сидели крестьяне, которые хотели купить лошадь или корову, поссорившиеся пары, которые хотели развестись, семьи несправедливо упрятанных в кутузку, солидные директора, которые хотели иметь виллу в красивом месте Вислы, внебрачные дети, ищущие отцов, отцы, изгнанные из дома жестокими детьми, люди, хлопочущие о разрешении на строительство дома, рытье ямы, прочистку печи, хлопочущие о выезде в Германию, о елке на праздник, кто угодно о чем угодно хлопочущий.

Деда Дидя заслуживал величайшего восхищения, и на нем я все мое восхищение и сосредоточивал. Для него под окнами всегда играли музыканты, он мог таинственно улыбаться своим мыслям, он прилежно культивировал славный обычай духовной изоляции и всегда по дороге с почты домой одним махом выпивал в «Пясте» (впоследствии «Огродова») двести граммов беленькой, чтобы через пару минут после, когда он шел по двору и входил в кухню, быть полностью готовым к схватке с психопатологией повседневной жизни.

— Как мать? — спрашивал он, клал папку на стол и медленно развязывал синий почтовый галстук. — Как сегодня мать?

— Пошла в Партечник, злая как фурия, — ритуально отвечали мы, — она в страшной ярости, наверное, ее бес сегодня попутал.

— Бес попугал? Интересно, что именно в четверг, — хмурился дедушка и замирал с васильковой петлей в руке.

Нужно хранить верность собственным демонам. Вопрос «Почему бес пришел в четверг?» является для меня одним из возможных истоков литературы, одним из поводов для литературного творчества, одним из первых импульсов — как если бы Мариана Сталю перефразировал Хайдеггер — литературоощущения, литературоощущения мира. На вопрос, почему бес пришел в четверг, скорее нет достойного ответа, и тут можно только единственную вещь сделать, можно этот вопрос записать. Можно, понятное дело, тщетно пытаться выяснить, какой это был четверг (условный, а потому несуществующий день между средой и пятницей, томатный суп был в тот четверг на обед), какой это был бес (тут как раз был бес Мартина Лютера, бес из плоти и крови, из крови темной, из плоти смолистой, копыт обгаженных, хвоста смердящего, рогов хитиновых и когтей с мерзостными наростами, — пение его слышно было над Партечником), можно восхищаться эстетической силой этой фразы, прекрасным напряжением, которое возникает туг между повседневностью и потусторонним миром, позволительно все, но, как говорит апостол Павел, все позволительно, но не все полезно. Воистину, воистину говорю вам, единственная вещь, которую вы можете сделать для предметов, голосов, огней и для темных загадок мира, единственная вещь — это описать предметы, голоса, огни и загадки. Описать и переживать оттого, что описание не заменяет предмета, оно лишь запечатленный призрак, переживать от этого, но переживать в разумных — скажем так — пределах.