Читать «Сорок уроков русского» онлайн - страница 47

Алексеев Сергей Трофимович

Движение, течение времени, как и железнодорожный состав, используя энергию прошлого, с помощью внутреннего «генератора» при инерционном ходе вырабатывает энергию будущего. И ее на порядок меньше потребляемой.

Дар Речи сохранил и донес до нас название энергии — Чу. Это один из редких слогокорней, который сам претендует на собственно слово и относится к существительному среднего рода, что говорит о принадлежности к миру прави. И это не абстрактная величина: в ветхие времена, вероятно, умели замерять напряжение, потенциал этой энергии и считали главным ресурсом, который следует добывать, чтобы время жизни народа не утратило своего поступательного движения. Не хлеб насущный, не тучные стада и табуны и даже не золото и серебро являлись гарантом благоденствия, а некая неуловимая энергия будущего.

Но все по порядку. Сначала нам предстоит извлечь из языка информацию обо всем этом и осторожно, археологической кистью снять временные «культурные» наслоения. «Чу! Соловей где-то свищет...» — произнес поэт строчку, которую помним со школьной скамьи. И немало нас тем самым удивил, ибо мы не знали, что такое ЧУ, хотя оно было в общем-то на слуху: моя набожная бабушка все время чуралась и говорила: «Чур-чур меня».

Помню, учитель объяснял: дескать, ЧУ—междометие, способ привлечь наше внимание, мол, остановись, стой, замри. И не убедил, поскольку на слуху роилось еще десяток слов с ЧУ, где оно было далеко не междометием. Причем набор этих слов относился к предметам и явлениям таинственным, которые не пощупать руками: чувство, чудо и одновременно чума (болезнь), чумак (ломовой извозчик, перевозчик соли), та самая чудь белоглазая, чум (жилище), чурка (дрова), чуб (прическа), даже блатное чуба, чувак. Что было делать: наше школьное отроческое сознание еще не утратило младенческой пытливости и способности связывать несвязуемое. Неуправляемый логический аппарат жил сам по себе и мгновенно подвергал специфическому анализу все услышанное. Учитель еще договорить не успел, а у меня в голове пролетело множество производных, объединенных этим странным ЧУ, у поэта означавшим, скорее всего, остановись, мгновение.

Самым говорящим из них и часто употребляемым было чудо, ибо о нем все твердили на разные лады: чудеса, чудак, чудило, чудно, причуды, отчудить, начудить, то есть обозначение всего необычайного, выдающегося и даже смешного. В слове чудачить оно, чудо, фактически сбрасывает с себя покров и явно указывает на то, что ЧУ дается. Его можно взять взаймы, как соли у соседа, но дающий отчего-то выглядит этаким простаком, лохом и вызывает улыбку. Должно быть, раздавать просто так это ЧУ было не принято. Но в любом случае, если его дают, то оно должно иметь какие-то физические величины, форму, реальное воплощение, но всего этого нет! А в слове чуять — буквально ять, брать, воспринимать ЧУ, только вот в каком виде, если запах, аромат тоже отсутствуют? Однако мы говорим, к примеру: я нюхом почуял неладное, то есть слово указывает на некое предчувствие и уводит нас в область интуиции. Вместе с тем в слове чувство читается, что ЧУ может вставать, принимать столпообразную форму, пусть даже умозрительную, трансформироваться; чувства могут возникать, гореть, пылать, угасать, едва теплиться, холодеть, остывать, умирать и возрождаться.