Читать «Сорок уроков русского» онлайн - страница 233

преступлением. Но, когда совершается умышленное преступление глобального масштаба, когда уничтожению подвергаются основы человечности (я уже не говорю о божественной природе), когда щедро рассеивается семя безумия, душевного расстройства, это терпят и называют толерантностью!

Где простейшая логика?

Суд в Гааге обязан создать прецедент, если это СУД, а не игрушка в чьих-то руках.

В наше время утраты исконных национальных ценностей и знаний, как идеологических, так и нравственных, вдруг вспыхнуло гламурное увлечение фэн-шуем — восточным, китайским, образцом представления о положении человека в природе, пространстве, космосе. Интуитивно люди понимают, что есть некая зависимость поступков, дел, занятий и свершений от времени суток, расположения вещей и предметов, календаря и стояния звезд на небосклоне. Понимают и стремятся как-то структурировать свое положение, ориентировать движение помыслов, тянуться к модному, но чужому опыту. Коль есть спрос, появилось и множество предложений — рынок. Откуда ни возьмись, словно грибы после дождя, повылазили учителя фэн-шуя, бесплатно, в рекламных целях, вас завлекут и потом за ваши деньги выстроят и отформатируют любое пространство, научат в нем жить и, в том числе, планировать момент зачатия потомства.

Природа не терпит пустоты, духовный вакуум, как и рынок, заполняется китайским товаром. Завтра на смену дешевым подделкам придет более качественный продукт, а может, и, напротив, худший, но модный. И вырастет новый грибной слой учителей...

Я не стану уподобляться им и чему-то учить — нет такой цели. Но на основе исследований и анализа Дара Речи и его сестры, мифологии, попытаюсь хотя бы схематично восстановить некоторые традиции наших пращуров относительно боготворимого славянами действа продления рода.

В одной из деревень на моей малой родине жила одинокая женщина. Замуж не вышла, после войны женихов не хватало, но оказалась плодовитой и нарожала пятерых детей от разных заезжих молодцов: изба у нее была крайней, у конной дороги, вот и подворачивали переночевать. Женщину не то чтобы осуждали (после войны всякому новорожденному дитю радовались), но и особо не привечали, а иные бездетные семьи так и завидовали. Дети у соломенной вдовы были здоровыми, никогда ничем не болели, по снегу босыми бегали из-за недостатка обуви, лет с трех-четырех уже плавали и росли, словно трава под солнцем. Сам видел, как примерно восьмимесячный пацан в одной распашонке по холодному полу ползал, вместо пустышки в руке шматок сала и хоть бы кашлянул или засопливел. И звали ее детей почему-то суразами, суразятами. И опять не то чтобы оскорбительно, но и без поощрения, и только иногда — презрительно. Все они благополучно выросли, разъехались по стране, и, насколько доносились слухи, никто не пропал за грош: средний так большим начальником стал где-то на угольных шахтах Кузбасса, а старший вроде бы даже до полковника дослужился.

И с детства же у меня осталось какое-то противоречивое послевкусие от этого слова — сураз. Вроде бы парень сильный, закаленный, смелый, но какой-то особый, не похожий на других. Потому что я уже знал слово несуразный, то есть никчемный, нелепый, невразумительный. По тому же принципу, как ражный — неражный, брежный — небрежный. В современном бытовом языке закрепилось лишь отрицательное качество — несуразный, а положительное, сураз, исчезло из обихода. А все потому, что слово это также связано с крамолием и не приемлемо христианской моралью.