Когда тебя какой-нибудь Вергилий,или Дуранте,или Моисей,однажды поведет по той дороге,где встретишь всех, кто мыслил, как живых.Живых настолько, что обратно «как»вернет тебя к тому, где жил, не знаяо вечной жизни.Вот когда тебя,за руку взяв иль буквой зацепивза лацкан уха, поведут туда —ты будешь видеть и себя другого,живущего в пустых календарях,насущный хлеб свой добывая всуеи растворяя мысли в словарях.Ты будешь видеть все, и знать, и ведать,и править тем, что где-то вдалеке,в пыли межзвездной мыслимо едва ли…Но ни дай Бог, вернувшись в бренный мир,в угоду страсти что-нибудь поправитьв том бесконечном зареве любви.
Стража
Не слишком ли притихли дикари?Вкуснее стали свиньи и коровы,чем человечинка? И, что ни говори,войн стало меньше.Может быть, готовыони познать основы бытияи, колыбель земную пересилив,помыслить дальше, чем могла свояживая плоть вести, глаза разинувна все, что можно взять, отнять, скопить,сглотнув слюну и навострив ладони,и поняли, что мыслить – значит житьне по строке, записанной в законеземном ли, Божьем? Мыслить – значит жить,сверяясь с камертонами гармоний,где ты лишь луч, которому творитьдоверено. И нет задачи кроме,как видя свет – вливаться в этот свет.Но лишь едва заметив непроглядность —лететь туда. Единственный завет.Любовь, дарящая тот самый рай, ту радость,в которой наши детские грехисмешны, как двойки, вырванные с корнем,как те низы, прослойки и верхи,и что еще из прошлого мы помним.Так думал рыцарь, глядя на людей,устав смирять их остриями взгляда.Он был готов вступиться за детейпротив других таких же, вороватокрадущихся вдоль призрачных границ,мечтающих дорваться и добитьсяземных наград и славы, чтобы ницпред ними все изволили склониться.Он понимал, затишье – новый стильвсе тех же игрищ, только нынче силапереместилась из упругих мышцв текучесть хитрости и склизколживость ила.Он мог одним крылом весь этот сбродсмести с лица измученной планеты,но твердо знал – борьба с животным зломбессмысленна и не сулит победы.Так кто же я? Зачем я так силен?Когда не вправе изменить теченьеполков, царей, обветренных знамени прочих прелестей земного очертенья?Что теплится тревожно за спиной?Какое слово и какое дело?Я здесь поставлен каменной стеной,чтоб эта жизнь в ту жизнь войти не смела.
Чародей
Созревшие звезды истекают соком,к рукам винодела – чернильная сладость.Как вены на белом зрачке – из-под скатерти,где не осталосьни нас, ни стола, ни земли, ни Вселенной.Как здорово все, что здесь было, мечталось!Как время над вечностью – тлен над нетленнымвеличьем мгновений живых поднималось.Как звезды, созревшие, капали сокомв кувшин чародея, прослывшего Богом,все сказки, все сны воплощавшего в яви.Созвездья качаются в сточной канавеи ядом искрятся на лезвие бритвы,кроящей шинельную нежность молитвы.Потом на заплаты не хватит зарплаты,на нитку с иголкой, наперсток с брильянтом,на рыцаря в стали и женщину с бантом.
Голый король
Прозрев от крика детскоготолпа вопила: гол!На короля, одетогов невидимый камзол.И никуда не деться мнеот правоты людской,вживаясь в стены фресками,сливаясь с их тоской.Но я храню молчаниеи, слыша детский крик,немею от отчаянья,к которому привык.
