Читать «На петле времени» онлайн - страница 28

Дмитрий Барабаш

Инициация (а это трудно назвать иначе) повествователя происходит без какой-либо подготовки, предуведомлений, как-то буднично. Речь, судя по тексту, идет именно о гностической традиции и для автора, очевидно трезвомыслящего и далекого от эзотерики, этот опыт остается чем-то необъясненным, до конца не переработанным, неосвоенным.

Впрочем, это обыденное недоумение вновь обращенного: что делать с открывшимся знанием, будто пришедшим из ниоткуда, но тем не менее переживаемым достовернее, убедительнее и предметнее, чем собственное существование? Нам новый опыт автора и рассказчика (в поэме они часто сливаются) именно этим и интересен – немного наивной (а другой и быть не может) попыткой описать словами неизъяснимое.

Понимание (это вернее, чем слово «знание») описывается автором так:

Не вдаваясь в хитрые детали,

я скажу лишь, что за пять минут

я узнал так много, что едва ли

сто веков в свои кресты вожмут…

Не в земной и не в телесной власти

рассказать о той бескрайней силе,

но пытаться буду бесконечно

хоть в золе, хоть в слякотной могиле.

Здесь рассказчик только начинает понимать, что и он сам является проводником сокровенного знания, что оно уже растет в нем и ищет выхода, поскольку внутреннее стремление к всеохватывающей и всеосознающей жизни и есть частица того внутреннего напряжения, витальности, которая составляет движущую силу Вселенной, ведущую ее от первозданного хаоса к высшему порядку, к Абсолюту, не только мыслимому, но и, возможно, достигаемому на восхождении по бесконечной лестнице вверх. С этим знанием следует и стоит жить.

Дмитрий Невелев

ПИТЕР

цикл стихотворений

Hasta La Vista

Москва похожа на мишень,ужа, сужающего кольца.Брожу нелепый, как женьшень,вдоль патриаршего болотца.Я – корень жизни и добра.Я – плод гармонии и света.Я – росчерк легкого пера,избранник вечного сюжета.Я по Садовым, по Тверскимношу свое спасенье людям,как шестикрылый серафим —ободран, пьян и ликом чуден.Я, как раздавленный комар,на лобовом стекле таксистамелькаю в бликах встречных фар.Аста ла виста.

Скорый

Между Питером и Москвойя покачивал головой,околачивал языкоми проглатывал кадыкомржавых станций ржаную пыль,бесполезных полей ковыль,безучастных домов глазаи прохожих, идущих зато ли водкой, а то ли хлебомпо инерции между небоми работой, в которой смысламеньше, чем заключают числадней прожитых на белом свете,разве что народились дети,чтобы в очереди за хлебом,затеряться под тем же небом.Грустно жить ничего не знача,не создав, не найдя, но плачапо несбывшимся, по далекимпоездам, пролетевшим в Питер.Жизнь – спектакль,в котором зрительне участвует, зная ценуна билеты в любую сцену;за ответы на все вопросы,за несбывшиеся прогнозы.Между Питером и Москвойя покачиваю головой.Я как в кресле сижу качалке,как болванчик на пресс-папье,как пушинка на скорлупе.

Первый

Он видел мир потешным, как игру,чертил границы, раздвигая страны,и прививал гусиному перувкус русской речи и татарской брани.Он сочинял уставы, строил мирпо правилам своей задорной воли,из лени, вшей, лаптей и пряных дыррождая Русь, в ее великом слове.Он первый плотник, первый генерал.Он первый рекрут, первый из тиранов.Он сам себя Россией муштровали строил в камне город ураганов.Ни уркаганов, ни чумных воров,Ни лапотников, стибривших калоши.Как ни крути, гроза для дураков —Был Петр Первый все-таки хороший.