Читать «Загадочная гравюра» онлайн - страница 2
Феликс Яковлевич Суркис
Для меня впечатление было особенно мучительным в силу своей двойственности. Я атеист. Атеист законченный, убежденный. И не то, чтобы меня кто-нибудь там агитировал. Но каким-то образом, с детства, с книгами и наблюдениями в меня вошла неистребимая вера в материальное. И наивысшим критерием любого действия или явления я считаю закон сохранения энергии — закон, по которому немыслим никакой акт творения. С этих позиций я могу объяснить все. Абсолютно все... кроме факта собственной смерти. Действительно. Мне больно и обидно, но в конце концов нетрудно представить себе пустоту вместо любого человека, самого знакомого или крайне близкого. Его не будет — и «De mortuis aut bene, aut nihil»... Но как представить себе свое отсутствие? Распад ощущений? Черноту вместо неуловимых полнокровных мыслей? Короче, как моему «я» ощутить всю бессмысленность и бесконечность моего собственного небытия? Бр-р! Это единственное, чем меня не устраивает материализм. И все-таки я скорее поверю в переселение души или в непостижимое ментальное поле Вселенной, чем в существование загробного мира.
И вот мне, стихийному материалисту, да еще с философским уклоном, попадается это потустороннее произведение — живое воплощение «Портрета Дориана Грея».
Я предположил, что впечатление одушевленности, «эффект присутствия» старца происходит от мастерства иконописца. Моим любимым занятием стала детская игра в «гляделки»: кто кого пересмотрит. Конечно, я всегда первый отводил взгляд, но, мне кажется, вовсе не потому, что состязался с портретом: просто его глаза излучали куда больше жесткости и леденящей силы!
Постепенно я изучил каждую черточку необыкновенного лица, запомнил любую его деталь — от легчайшего колышущегося на ветру хохолка над огромным, едва припушенным по краям и потому обнаженным лбом, до затейливого завитка под крохотным, с едва намеченными губами, ртом. Странный, никогда мной не виданный узел морщин казался неестественным, но не посторонним посреди гладкого лба. А диковатые, чуточку асимметричные усики как-то уж очень неизбежно переходили в небольшую ладную бородку, взбитую незатейливыми и мягкими колечками.
Это был во всех отношениях необыкновенный портрет. Но скоро я узнал, что он не единственный в мире.
Как-то раз, перелистывая немецкое издание «Собрания новгородских икон», я наткнулся на точно такой же портрет. Не владея языком, я тем не менее понял, что где-то существует огромная 177x129 см икона, и мой чудодейственный образок, о котором не подозревает никто из историков, только ее маленькая копия. Это было так неожиданно — ведь я привык считать себя единственным владельцем чуда!