Читать «Философия интеллекта реального идеализма» онлайн - страница 72

Анализ форм парадоксально-рефлексивного мышления содержательно укладывается в аксиоматическое умозаключение И. Кеплера [69] о том, что «величины, обладающие формой, душам воспринимать легче, чем бесформенные величины». Вот почему любое художественное произведение опознается читателем не декларацией, а формой самого произведения: «„Жизнь и приключения Мартина Чезлвита“ — это форма парадоксально-рефлексивного мышления, а информация, даваемая Ч. Диккенсом по этому поводу, есть умозаключение: „Превратите коммерцию в сплошную ложь и повальное воровство, топчите знамя нации, как негодную тряпку, оскверните его звезда за звездой, сорвите с него полосу за полосой, как срывают погоны с разжалованного солдата, — все что угодно ради долларов!“» (Ивашева В.В. Творчество Диккенса. М.: МГУ, 1954. C. 146). Форма опознания истины или ее части подсознательно методом рефлексивно-парадоксального мышления зачастую содержится даже не столько в смысле текста, сколько в мелодии сочетания гласных и согласных, опосредствующих структуру сложности языка как форму сложности самого сознания: «И сице единъ инокъ, къ единому богу помоляся, и азбуку сложилъ, и грамоту сотворилъ, и книги перевелъ в малых летехъ, богу помогающу ему; а они мнози филосифи, многими леты, седьмь философовъ, едва азбуку уставили, а 70 мужъ мудрецъ преложение перетолмачили...» (Хрестоматия по древней русской литературе. М.: ГУПИМ, 1952. C. 192). Лев Толстой, читая роман Мопассана «Милый друг», находил, что роман загроможден «грязными подробностями, в которых, к сожалению, как будто se plait (находит удовольствие) автор» (см.: Данилин Ю. Мопассан. М.: ХЛ, 1951. C. 123). Если полагать, что маститый титан от литературы не лукавил, то что же останется от произведения «Милый друг» по его форме, если оттуда удалить «грязные подробности». Чехов как беллетрист поразительно точен и отчаянно современен, когда описывает свое путешествие на Сахалин: «Мы... размножали преступников и все это сваливали на тюремных красноносых смотрителей» (Ермилов В. А.П. Чехов. М.: СП, 1954. С. 221), но его художественные произведения носят отпечаток той парадоксально-рефлексивной «размытости», как и полотна К. Моне.