Читать «Переходы от античности к феодализму» онлайн - страница 114

С другой стороны, массовые стимулы к средневековому сельскохозяйственному развитию имел как раз класс непосредственных производителей. Ведь феодальный способ производства, сложившийся в Западной Европе в жестких рамках манориальной системы, как правило, все же предоставлял крестьянству минимальные возможности для увеличения собственного урожая. Рядовому крестьянину приходилось отрабатывать барщину на землях сеньора – нередко до трех дней в неделю – и выполнять множество других повинностей; но он при этом мог попытаться увеличить урожайность своих наделов в остальные дни недели. Маркс заметил, что: «производительность остальных дней в неделю, которыми может располагать сам непосредственный производитель, есть величина переменная, которая необходимо развивается с ростом его опыта… Здесь дана возможность известного экономического развития». [273] Оброк, который собирался сеньорами с крестьянских наделов, постепенно стал регулярным и стабильным, так что его обычные размеры могли быть изменены только в результате радикальных изменений в локальном соотношении сил между этими двумя классами. [274] Тем самым результаты более высокой производительности труда могли теперь доставаться непосредственному производителю. Так, высокое Средневековье было отмечено устойчивым распространением зернового земледелия и ростом удельного веса пшеницы в посевах зерновых, что было, прежде всего, результатом труда крестьян, питавшихся в основном хлебом. Постепенно происходил переход к использованию для пахоты лошадей, более быстрых и более эффективных, хотя и более дорогих, по сравнению с использовавшимися ранее волами. По мере развития рассеянного сельского ремесленничества во все большем числе деревень стали появляться кузницы для местного производства железных орудий труда. [275] Это совершенствование техники вело к сокращению потребности в барщине в имениях знати и сделало возможным соответствующий рост вложений труда на самих крестьянских наделах. Но в то же самое время по мере роста численности населения в связи с развитием средневековой экономики происходило устойчивое сокращение среднего размера крестьянских держаний в результате дробления с почти 100 акров в IX веке до 20–30 акров в XIII веке. [276] Обычно этот процесс приводил к росту социальной дифференциации в деревнях с главной разделительной линией, проходящей между семьями, которые имели плуги и лошадей, и семьями, которых их не имели; зарождающаяся страта «кулаков» обычно получала большинство благ от сельскохозяйственного прогресса в деревне и зачастую превращала самых бедных крестьян в зависимых работников, трудившихся на них. Но и богатые, и бедные крестьяне структурно противостояли господам, которые наживались на них, и постоянная рентная борьба между ними велась на всем протяжении феодальной эпохи (иногда перерастая и в открытую войну; хотя вообще в рассматриваемые столетия это было не так часто). Формы крестьянского сопротивления были необычайно многообразны: обращения в публичный суд (там, где он существовал, как в Англии) против непомерных сеньоральных притязаний, коллективный отказ выходить на барщину (протозабастовки), требования прямого сокращения ренты или уловки с взвешиванием урожая и замерами земли. [277] Феодалы – мирские или церковные, – в свою очередь, прибегали к юридической фабрикации новых повинностей и к прямому принудительному насилию для обеспечения роста ренты или отъема общинных или спорных земель. Борьба из-за ренты, таким образом, могла возникать на любом из полюсов феодальных отношений и обычно способствовала росту производительности на обеих сторонах. [278] И господа, и крестьяне объективно были вовлечены в конфликтный процесс, общие следствия которого двигали вперед все сельское хозяйство.