Читать «Макар Чудра и многое другое...» онлайн - страница 85

Максим Горький

Там, на неведомых дорожках,

Следы невиданных зверей,

– мысленно повторял я чудесные строки и видел эти, очень знакомые мне, едва заметные тропы, видел таинственные следы, которыми примята трава, ещё не стряхнувшая капель росы, тяжёлых, как ртуть. Полнозвучные строки стихов запоминались удивительно легко, украшая празднично всё, о чём говорили они; это делало меня счастливым, жизнь мою – лёгкой и приятной, стихи звучали, как благовест новой жизни. Какое это счастье – быть грамотным!

Великолепные сказки Пушкина были всего ближе и понятнее мне; прочитав их несколько раз, я уже знал их на память; лягу спать и шепчу стихи, закрыв глаза, пока не усну. Нередко я пересказывал эти сказки денщикам; они, слушая, хохочут, ласково ругаются, Сидоров гладит меня по голове и тихонько говорит:

– Вот славно, а? Ах, господи…

Возбуждение, охватившее меня, было замечено хозяевами, старуха ругалась:

– Зачитался, пострел, а самовар четвёртый день не чищен! Как возьму скалку…

Что – скалка? Я оборонялся против неё стихами:

Душою черной зло любя,

Колдунья старая…

Дама ещё выше выросла в моих глазах, – вот какие книги читает она! Это – не фарфоровая закройщица…

Когда я принёс ей книгу и с грустью отдал, она уверенно сказала:

– Это тебе понравилось! Ты слыхал о Пушкине?

Я что-то уже читал о поэте в одном из журналов, но мне хотелось, чтобы она сама рассказала о нём, и я сказал, что не слыхал.

Кратко рассказав мне о жизни и смерти Пушкина, она спросила, улыбаясь, точно весенний день:

– Видишь, как опасно любить женщин?

По всем книжкам, прочитанным мною, я знал, что это действительно опасно, но и – хорошо.

Я сказал:

– Опасно, а все любят! И женщины тоже ведь мучаются от этого…

Она взглянула на меня, как смотрела на всё, сквозь ресницы, и сказала серьёзно:

– Вот как? Ты это понимаешь? Тогда я желаю тебе – не забывай об этом!

И начала спрашивать, какие стихи понравились мне.

Я стал что-то говорить ей, размахивая руками, читая на память. Она слушала меня молча и серьёзно, потом встала и прошлась по комнате, задумчиво говоря:

– Тебе, милейший зверь, нужно бы учиться! Я подумаю об этом… Твои хозяева – родственники тебе?

И, когда я ответил утвердительно, она воскликнула:

– О! – как будто осуждая меня.

Она дала мне «Песни Беранже», превосходное издание, с гравюрами, в золотом обрезе и красном кожаном переплете. Эти песни окончательно свели меня с ума странно тесною связью едкого горя с буйным весельем.

С холодом в груди я читал горькие слова «Старого нищего»:

Червь зловредный – я вас беспокою?

Раздавите гадину ногою!

Что жалеть? Приплюсните скорей!

Отчего меня вы не учили,

Не дали исхода дикой силе?

Вышел бы из червя – муравей!

Я бы умер, братьев обнимая,

А бродягой старым умирая,

Призываю мщенье на людей!

А вслед за этим я до слёз хохотал, читая «Плачущего мужа». И особенно запомнились мне слова Беранже:

Жизни весёлой наука

Не тяжела для простых!..

Беранже возбудил у меня неукротимое веселье, желание озорничать, говорить всем людям дерзкие, острые слова, и я, в краткий срок, очень преуспел в этом. Его стихи я тоже заучил на память и с великим увлечением читал денщикам, забегая в кухни к ним на несколько минут.