Читать «Любовь и голуби (сборник)» онлайн - страница 245

Владимир Павлович Гуркин

– Первый год в армии. Я в ПВО служил – противовоздушная оборона. Это был 1971 год. Самое тяжелое время и, как ни странно, самое ценное по опыту. По отношению к жизни, к боли. Оно много мне дало, и даже до сих пор иной раз, когда возникают трудности, я говорю себе: разве это трудности? Вон с чем справился тогда! Так что все во благо, и я понимаю: должен Жизни больше, чем она мне. И это не кокетство.

– Да ты счастливый человек!

– Да, можно сказать – счастливый. Хотя, ты же понимаешь, всякое бывает: и внутренние противоречия, и вообще. Я вот часто слышу: если не полюбишь себя, то никого не полюбишь. Категорически не согласен! Сейчас многие себя ох как любят! А я так думаю: ты не зря на земле, и надо требовать с себя. Когда Господь говорил: «Возлюби ближнего, как самого себя», он имел в виду наше несовершенство – что надо любить ближнего не меньше, чем себя, грешного.

– Вот скажи, Володя, тебя когда-нибудь волнует вопрос: нужен ли я человечеству?

– Еще как! Но я тебе так скажу: ты забудь на время о столицах, представь всю страну. Вот мое родное Черемхово – символ районной России. Цены на продукты, как в Москве, а зарплаты – по четыре тысячи рублей. Живут, в основном, своими огородами. Помнишь 98-й год, дефолт? Тогда простой народ что острее всего переживал? Что пропали «гробовые» сбережения. Похоронные. Люди испугались не того, что нечего будет есть, а что не на что себя похоронить! А уж без наших сценариев народ проживет, это не хлеб.

– Но мы знаем: даже во время войны театры играли! В них ходили. Голодные, холодные – но ходили.

– Конечно, не хлебом единым. Люди выживали во имя идеи, идея заставляла жить. Человек этим держится. Мне нравится, как сказал Антоний Сурожский: «Нет идеала? А чем Иисус не идеал? Бог – высший идеал. С ним и живи, зачем другой?».

– Расскажи про Антония Сурожского. Кто он?

– Митрополит Антоний – православный священник, философ. Сын российского дипломата, родился перед началом Первой мировой, всю жизнь прожил за границей, но родиной считал Россию. Да его многие знают, он был очень известный человек, вел программу на Русской службе Би-би-си.

– Сейчас многие драматурги работают на заказ. А ты?

– Нет, я не могу на заказ. Я вообще никогда не писал то, что надо. Когда писал «Плач в пригоршню», мне говорили: «Брось! Никто не поставит роман для театра». Не послушался. А потом его МХАТ поставил, и теперь студенты учат. Я пишу для себя. Мне лично дорого, когда художник обнаруживает то, что ты, живя рядом, не замечаешь. Художник тебе покажет – и ты удивишься: как это я сам тут всю жизнь ходил и не замечал, как синь воды небо моет? Или вот я увидел: упала на улице немолодая женщина, и тут же двое парней кинулись ее поднимать. Чужие, просто мимо проходили, а бросились, как к родной – меня это пронзило.

– Почему у тебя нет героев-интеллигентов?

– Были. Я начал с пьесы «Зажигаю днем свечу» (это строка из песни прекрасного барда Евгения Бачурина). Спектакль назывался «Андрюша. Его история в трех частях». Поставили его в Омской драме. Сыграли 13 раз, потом сняли: обком партии запретил. Первый вариант спектакля сделал Владимир Симоновский. Заставили переделать. Но и переделанный власти сняли. Это была пьеса городская, о журналисте. По форме чего там только не было: и авангард, и сюр.