Читать «Капитан полевой артиллерии» онлайн - страница 144

Динтер закончил свою горячую речь, шагнул к столу и рукой, затянутой в нелепую желтую перчатку, провел по мраморному Канту, словно давая Лихунову возможность видеть свое приятельское отношение к великому соотечественнику. Лихунов вздохнул:

– Ни в Сибири, ни в ином месте России пленных кнутом не секут. Напротив, они живут у нас очень прилично, потому что русский поговорку помнит: «Лежачего не бьют» – и к побежденному врагу всегда имеет сострадание, да и врагом его больше не считает. Если же немецкое правительство действительно хочет, чтобы немецких офицеров и солдат содержали в русском плену так же, как содержат нас, то пусть мне разрешат передать эту просьбу русскому военному министру с подробным описанием нашего быта. Пускай высокое начальство само сделает нужные выводы.

Слова Лихунова, сказанные спокойным, ровным тоном, произвели на коменданта неожиданно сильное впечатление. Он схватил свой длинный палаш и, не вынимая его из ножен, стал стучать им по столу совсем рядом с мраморным Кантом, равнодушно взиравшим на нефилософское поведение соплеменника.

– Вы… вы! Вы не умеете ценить корректное отношение к вам!

– Вероятно, – Лихунов показал на палаш, – в этом и проявляется чисто немецкая корректность? Вряд ли вы позволили бы себе так кричать на меня, будь мы на нейтральной почве и если бы я был вооружен.

– Я наложу на вас взыскание! Вы не умеете ценить нормальное отношение нашего правительства к вам, русским, не заслуживающим и гораздо меньшего! Не забывайте, что я ваш начальник!

– Начальником моим может быть лишь тот, кто поставлен надо мной русской властью. Вы же – мой тюремщик и мой враг.

Динтер успокоился так же неожиданно, как и пришел в ярость, оставил свой палаш и даже улыбнулся:

– Неужели вы думаете, что ваше правительство испытывает к вам, нашим пленным, бывшим русским солдатам, то же чувство?

Лихунов вначале не понял.

– Какое это «то же»?

– То, которое оно испытывало к вам прежде, когда вы были защитниками своего отечества.

– Не понимаю, почему должно перемениться отношение моего правительства ко мне? Теперь же, наоборот, я жду от него гораздо большего сочувствия. Я стал инвалидом, воюя за его интересы, и теперешнее мое положение, как и положение моих товарищей, не оставит государя и военного министра равнодушными.

Динтер улыбнулся еще более ядовито и, казалось, пришел в совершенно восхитительное состояние духа.

– Вы многого еще не знаете, капитан, – как бы жалея Лихунова за его простодушие, сказал комендант. – Поживете еще немного в заключении и тогда поймете, какое правительство расположено к вам больше: русское или германское. А теперь идите. Я не стану налагать на вас взыскание. Сегодня вам будут прививать холеру – мы заботимся о здоровье своих подопечных.

И Лихунов ушел.

В тот день всей партии военнопленных делали прививку. Выстроили во дворе колонной, велели снять шинели, – был конец сентября, прохладно было, – кители, гимнастерки. Они стояли в одних рубашках, курили, ждали, пока не подойдет их очередь и их тела примут в себя что-то чужое и губительно-вредное. По одному они заходили в лазарет, где фельдшер-студент делал им инъекцию, обтирая иглу шприца через одного, потому что берег спирт, необходимый ему для других целей, и, полагая, что русский военнопленный и не то в состоянии вынести без особого ущерба для своего здоровья. И колол он тоже как попало и куда попало. Потому что слышал об удивительной невосприимчивости русских к боли. Студенту даже интересно было наблюдать за их реакцией, но скоро он разочаровался в своих пациентах, потому что многие хоть и не вскрикивали от боли, но, во всяком случае, вздрагивали, по телам их пробегали волны, мышцы непроизвольно напрягались, и с уст срывались непонятные слова, звучащие неприлично грубо и по-варварски неблагозвучно. И начинающий медик продумывал план короткого научного сообщения, которое он сделает сегодня в кругу своих молодых коллег-студентов, оставленных в Нейсе для нужд гражданского населения, сделает коротко и непринужденно, как подобает будущему врачу, и даже повторит несколько тех грубых слов, что произносились вздрагивающими русскими. А потом они будут пить спирт при свечах, и вечеринка получится вполне приличной, тем более если придет очаровательная Магда Ритцгоф.