Читать «Опять ягодка (сборник)» онлайн - страница 23

Владимир Качан

Он и вправду был несколько рыхловат, мешковат и неуклюж, но зато знал больше всех и историю любил. Про декабристов он знал не только и не столько по учебникам, сколько из других источников, а Ю. Тынянов был у него самым любимым писателем. Семен выходил и начинал рассказывать, и одноклассники заслушивались. По причине умения складно и занимательно говорить Семен имел определенный успех у одноклассниц, и это подтверждало канонический принцип, сформулированный скорее всего импотентом, что женщины, мол, любят ушами. Хотя в случае с Семеном это было стопроцентной правдой: его ничем больше, кроме как ушами, любить было решительно невозможно. Внешний симбиоз Мавроди и суринамской жабы никак не предполагал тяги к нему противоположного пола. Но когда этот сладкоречивый субъект начинал говорить… о-о-о! Девушки цепенели и таяли, безвольно расплываясь под воздействием его речевого гипноза. Сеанс, да и только! Словом, Семен имел в их школе репутацию известного телевизионного рассказчика И. Андроникова. Свой такой, доморощенный школьный Андроников.

Кое-кто из ребят такого успеха у девчонок Семену простить не мог. Исакыч их бесил и интеллектом, и влиянием на девочек, которым он к тому же не пользовался никак. Ну никак! Ни с одной! Они на него смотрят, как мартышки на удава, а он – ни в какую! Скала, мать твою!!! И было в классе двое парней, которые били Сему каждый день. У них это избиение носило, можно сказать, ритуальный характер, обрядовый. Не побить в какой-то день Семена – считай, день прошел зря, чего-то в этом дне, значит, было недоделано, забыто, не исполнено. Взбучка Исакычу была даже не факультативом каким-нибудь: типа захотел – пошел, не захотел – не пришел, а ежедневной привычкой двух изуверов, которая входила в распорядок дня. Осуществлять побои можно было на большой перемене, но тогда время ограничено, поэтому лучше всего после уроков, когда можно было всласть потешиться над безвольным и рыхлым интеллектуалом Исакычем. Он был, мягко говоря, неспортивен, и сам признавался, что главная его беда – собственная лень. До такой степени, что даже любимое занятие, чтение, давалось с усилием. Он говорил девушке Ане Рафельсон, единственной, с кем удалось по-настоящему подружиться: «Ну что я за тип! Представляешь, читать – лень, умываться надо идти – лень, даже спать – ужас! – тоже лень!» Аня смеялась, а Семен продолжал лениться. И, вероятно, справедливо, что ежедневно его вялое, изнеженное тело получало изрядную долю тумаков от одноклассников Вали и Жени, которые, наоборот, ходили в секцию бокса, и Семен для них был своего рода боксерской тренировочной грушей. По лицу они его не били, опасаясь, что синяки повлекут за собой двойки по поведению и, возможно, отчисление из школы. Хотя Семен никогда не жаловался, никогда никому не стучал и безропотно сносил все побои, полагая, что они – фатальное возмездие за его пренебрежение к культуре тела, то есть к физической культуре. Если парень сам по себе является глумлением над спортом, то спорт (в лице Вальки и Женьки) жестоко отомстит.