Читать «В алфавитном порядке» онлайн - страница 2

Мать, тысячу раз спросив, что со мной такое, а внятного ответа не получив, потому что ничего разумного мне в голову не приходило, повела меня к врачу, а тот осмотрел меня с головы до ног, но так и не сумел объяснить мои внезапные приступы недомогания и прописал мне курс витаминов – откуда ж ему было знать, что слово витамин обречено и найти его будет трудней, чем красного пиренейского муравья.

Домой мы возвращались на автобусе и сидели напротив друг друга. Мама всю дорогу смотрела на меня с тревогой, словно подозревала, что я храню какой-то секрет, от которого мне будет худо. Тогда я представил, что исчезло слово мать, и от страха меня снова бросило в пот. Она забеспокоилась, предложила выйти на первой же остановке и до дому добраться пешком, но это было решительно невозможно: да как же ты выйдешь из автобуса, если исчезли слова нога и ступня и, значит, все производные от него понятия типа ступенька и подножка. В иных обстоятельствах мы бы, конечно, просто спрыгнули, но я убедился, что сгинуло и слово прыжок, и нам, судя по всему, предстоит до скончания века болтаться в этой вонючей колымаге среди незнакомых людей. Визит к доктору не помог.

А для моего отца энциклопедия по-прежнему была вроде какого-то транспортного средства, доставлявшего его в те невообразимо далекие края, где люди в большинстве своем понимают по-английски. Он возвращался, неся на лице вместе с трехдневной щетиной отпечаток усталости, как будто и впрямь побывал где-нибудь за границей. А вместо сувениров и подарков привозил оттуда новые понятия. Как-то раз он вернулся из энциклопедии к обеду и между супом и жарким обогатил нас словом мимикрия, объяснив, что животные, как и люди, любят казаться не тем, что они есть на самом деле.

Меня не слишком тревожили его мельтешения в энциклопедию и обратно: я думал, что благодаря этому все остается на своем месте – и витамины, и матери, и лестницы с адвокатами. Я только не очень понимал, почему, если все организовано по принципу энциклопедии, действительность не всегда выстраивается в алфавитном порядке. Первый, к примеру, идет раньше второго, хотя буква П ближе к концу, чем буква В. Хорошо хоть, что завтрак идет перед обедом, а обед – перед ужином, как и полагается. Да, энциклопедический мир никак не желал совпадать с миром реальным, и в детстве меня это томило и тревожило едва ли не сильней всего.

Однажды утром, вскоре после того, как отец выбросил башмачок на помойку, я проснулся и, расставляя предметы в моей комнате в алфавитном порядке, вдруг подумал, что они – ранены. Тут вошла мама, потрогала мой лоб и сказала:

– Да у тебя жар.

Я блаженно потянулся, встречая приход болезни, а когда остался один – повернулся спиной к двери спальни, как бы отворачиваясь заодно и от школы, и от действительности. Зато в голове у меня тысячи дверей были готовы открыться и впустить меня туда, где я буду так же счастлив, как отец – в своем английском и в своей энциклопедии. Я наугад отворил одну, заглянул, желая узнать, чту там, за ней, и увидел коридор – примерно такой же, как у нас дома. Хотел уж было закрыть эту дверь и попытать счастья за другой, но тут мне показалось, что и коридор хворает или что это и не коридор вовсе, а сквозная рана в теле дома и сквозь нее можно проникнуть в жилище, которое будет совсем не похоже на наше, привычное и обычное. Я со всеми предосторожностями двинулся вперед и вскоре оказался в гостиной, вроде бы нашей, но и совсем незнакомой, потому что от стола, стульев и томов энциклопедии исходило слабое свечение, свойственное потустороннему миру. Помню, что смотрелся в зеркало буфета, а видел там кого-то незнакомого, но этот кто-то в то же время был я сам. И я подумал тогда, что все на свете пребывает одновременно в двух плоскостях бытия, а мне каким-то образом удалось проникнуть во вторую. В эту минуту я снова почувствовал у себя на лбу мамину ладонь, услышал: да у него жар. Но ведь это все было в спальне, а я-то стоял в гостиной, то есть находился сразу и там и тут.