Читать «Почти напоследок» онлайн - страница 54

За что удостоился статуй

мясник Александр Македонский?

А Наполеон - Пантеона?

За что эта честь окровавленному

толстяку?

В музеях, куда ни ткнешься, -прославленные подонки. Фуку!

Усатым жуком навозным прополз в историю Бисмарк. Распутин размазан по книгам подобно густому плевку. Из энциклопедий всемирных пора уже сделать бы высморк -фуку!

А ты за какие заслуги

ещё в неизвестность не канул,

ещё мельтешишь на экране,

хотя превратился в труху,

ефрейтор, колумб геноцида,

блицкрига и газовых камер?

Фуку!

И вам, кровавая мелочь, хеопсы-провинциалы, которые лезли по трупам -лишь бы им быть наверху, сомосы и пиночеты, банановые генералы, -фуку!

Всем тем, кто в крови по локоть, но хочет выглядеть чистенько, держа про запас наготове колючую проволоку,

всем тем, в ком хотя бы крысиночка, всем тем, в ком хотя бы фашистинка, -фуку!

Джек Руби прославленней Босха. Но слава ничтожеств - ничтожна, и если нажать на кнопку втемяшится в чью-то башку, своё последнее слово планета провоет истошно: «Фуку!»

Сикейрос писал мой портрет.

Между нами на забрызганном красками табурете стояла бутылка вина, к горлышку которой припадали то он, то я, потому что мы оба измучились.

Холст был повёрнут ко мне обратной стороной, и что на нём происходило, я не видел. У Сикейроса было лицо Мефистофеля.

Через два часа, как мы и договорились, Сикейрос сунул кисть в уже пустую бутылку и резко повернул ко мне холст лицевой стороной.

- Ну как? - спросил он торжествующе.

Я подавленно молчал, глядя на нечто сплюснутое, твёрдокаменно-бездушное. Но что я мог сказать человеку, который воевал сначала против Панчо Вильи, потом вместе с ним, а потом участвовал в покушении на Троцкого? Наши масштабы были несоизмеримы. Однако я всё-таки застенчиво пролепетал:

- Мне кажется, чего-то не хватает.

- Чего? - властно спросил Сикейрос, как будто его грудь снова перекрестили пулемётные ленты.

- Сердца. - выдавил я.

Сикейрос не повёл и бровью. Дала себя знать революционная закалка.

- Сделаем, - сказал он голосом человека, готового на экспроприацию банка. Он вынул кисть из бутылки, обмакнул в ярко-красную краску и молниеносно вывел у меня на груди сердце, похожее на червовый туз. Затем он подмигнул мне и приписал этой же краской в углу портрета: «Одно из тысячи лиц Евтушенко. Потом нарисую остальные 999 лиц, которых не хватает». И поставил дату и подпись.

Стараясь не глядеть на портрет, я перевёл разговор на другую тему:

- У Асеева были когда-то такие строки о Маяковском: «Только ходят слабенькие версийки, слухов пыль дорожную крутя, что осталось в дальней-дальней Мексике от него затеряно дитя». Вы ведь встречались с Маяковским, когда он приезжал в Мексику. Это правда, что у Маяковского есть сын?

Сикейрос засмеялся:

- Не трать время на долгие поиски. Завтра утром, когда будешь бриться, взгляни в зеркало.

Последнее слово мне рано ещё говорить -

говорю я почти

напоследок,

как полуисчезнувший предок, таща в междувременьи тело.

Я -

не оставлявшей объедков эпохи

случайный огрызок, объедок. История мной поперхнулась, меня не догрызла, не съела.