Читать «Любовь преходящая. Любовь абсолютная» онлайн - страница 8

«Я не должен был приходить в красных штанах, не так ли?»

«Да нет же, уверяю вас. Я обожаю маленьких солдатиков. А как это вам удалось дотянуться до планки?»

Он застывает, прислонившись к креслу; его охватывает оторопь, которая постепенно сменяется возмущением. Да что же это такое?! Он ростом вовсе и не мал, а она со своими манерами над ним просто издевается! Он уже выложил за ее фотографии десять су и готов заплатить за оригинал банкнотами, раз уж она без этой формальности не уступает. И если у него возникла странная идея побаловать себя этой витринной куклой, то только для того, чтобы доказать себе самому: даже самая шикарная женщина — всего лишь то самое. И вот, не сдержавшись, он грубо ей выдает:

«Мадам… Ах! Черт возьми! Не смейте на меня так смотреть! Я бретонец, и особым терпением не отличаюсь… Если вы стоите не больше, чем другие, то я смогу в этом убедиться весьма скоро! И не вздумайте меня гнать вон… У меня с собой вся необходимая сумма».

И он, как ему кажется, очень спокойно достает свое портмоне.

Манон, пораженная подобной самоуверенностью, несколько испуганно на него взирает. Ему чуть больше двадцати. Провинциал и грубиян, выросший на соленых лугах, упрямый как ягнята, чья черная шерсть остается на скалистых отрогах Финистера. Глубина его больших глаз мрачна и тревожна, она свидетельствует о его принадлежности к клану дезертиров и убийц, к клану авантюристов и пиратов, которые, вылавливая потерпевшего кораблекрушение, могли запросто его прикончить и забрать набитый золотом пояс. По одной только манере решать денежные вопросы, можно предположить, что его отец, почтенный деревенский нотариус, происходит из благородного рода разбойников с большой дороги.

Манон не знает, что и делать. Следовало бы выставить его за дверь. Так было бы безопаснее. Он разбил вазы принца Кориски, старые клуазоне, которые, склеив по кускам, еще можно продать луидоров по пять. Даже если предположить, что она уступит за обычную цену, она потеряет разницу между клуазоне целыми и склеенными.

По еврейской привычке во всяком деле мысленно подсчитывать выгоду, она кладет на одну чащу весов глаза юноши, а на другую — осколки, рассыпанные по ковру. Но вся проблема в том, что она не еврейка: она уступит против своей воли, не признаваясь себе, безответно.

Она звонит, чтобы принесли обещанный чай.

Входит служанка с подносом в руках. Люсьен сопит, закусывая губы, чтобы не выдать какую-нибудь глупость.

Они садятся.

МАНОН (улыбаясь): Еще горячий, не правда ли?

ЛЮСЬЕН: Да, еще бы!

Про себя:

Черт, мне не отделаться от этой чашки! Я выгляжу каким-то моллюском! И зачем я сюда пришел? Заявился на свою голову! Она, наверное, принимает меня за полного кретина…

МАНОН: У вас в полку сильно муштруют? Я слышала, что капралы очень суровы к молодым солдатам.

ЛЮСЬЕН: Я вообще ни черта не делаю, а когда выхожу прогуляться, капрал надраивает мне пуговицы.