Читать «Песни в пустоту» онлайн - страница 216

Александр Горбачев

Илья Зинин

Леха очень любит постпанк: Joy Division, Interpol и так далее. “ПТВП” даже кавер на песню “Atmosphere” играли на концертах долгое время. Музыка у него звучит дома постоянно, и самая разная. От хип-хопа до группы Ministry. А еще он большой фанат Suede.

Александр Зайцев

Мы много общались по поводу Малера, Шостаковича. Леша очень любит Малера, ходит в театр, классику слушает. А я его, соответственно, уговаривал Шостаковича со Стравинским послушать. Он читает Ницше и Пруста – но ценит еще и внешнюю сторону творчества, театр. Скажем, как выглядит и ведет себя Роберт Смит, The Cure – наверное, любимая Лешина группа. Вообще “ПТВП” – это в первую очередь про энергетику, про смыслы, которые передаются не только посредством слов, но и действиями. И это работает. Девочки, которые приходят посмотреть на чувака в перчатках обрезанных и с накрашенными глазами, где-то опосредованно получают Пруста. Ну и наоборот.

Артем Копылов

“ПТВП” из тех групп, которые делают что хотят. А Леха – очень свободный человек. И, когда я с ним общаюсь как издатель, мне тяжело, потому что он меня сразу начинает воспринимать как коммерсанта, барыгу, представителя враждебной ему культуры. Так, наверное, и должно быть. Его позиция в данном случае очень жесткая, он ничего не подписывает принципиально, и с “ПТВП” я не заключал вообще никаких договоров, все на уровне личных обязательств.

Александр Зайцев

Как-то раз, когда мы пытались поработать с Лешиными текстами, к нам приехал Троицкий. Он тогда делал музыкальную программу первого книжного фестиваля и хотел Барецкого позвать. И у нас возникла идея попробовать Барецкого с Никоновым свести вместе: Леша – такой анархист, певец революции, а Стас, наоборот, консерватор, буржуа, интересно было бы, если бы они оппонировали друг другу. Троицкий согласился, и мы приехали в Москву вчетвером. И там, на саундчеке, уже порядочно выпив, Леша, вместо того чтобы, как обычно, говорить в микрофон: “Раз-два”, стал орать: “Тридцать семь! Тридцать семь!” Потом пошли другие числа – и стало понятно, что они не абы какие, что он имеет в виду какие-то важные даты в ХХ веке. Причем понятно, что 84 он не мог не выкрикнуть – но там было и 42, например, то есть небанальные вещи. Потом он начал кричать фамилии… Нас это дико вставило. Этот саундчек превратился в исполнение новой песни, которая у нас на глазах рождалась, мы друг друга заводили буквально на физиологическом уровне. Шел дождь, мы были все пьяные, Леша швырял на пол листы бумаги, выезжал на коленях на авансцену: “Заря багровела над Петербургом!” Они с Барецким очень круто соревновались друг с другом, это была настоящая диалектика. Зрители стояли как пришибленные. И вот тогда стало понятно, что нельзя с ним ничего заранее репетировать и сочинять – нужно максимально вот эту энергетику, этот драйв спонтанности использовать. И самое интересное, что мы разъехались потом, встретились через месяц и именно это одновременно друг другу сказали. С тех пор все наше сотрудничество с Никоновым строится на том, что мы называем друг другу дату, приходим в клуб, и что-то происходит.