Читать «Поляна №3 (9), август 2014» онлайн - страница 99

– С тебя еще червонец… лучше три.

– То есть? Мы ж договорились.

– Ну, как знаешь. – И человек бодро пошел от Пуздрыкина прочь.

Петрович опомнился. Закричал вслед. Вернувшийся мошенник выпросил еще червонец. После совершенной сделки, вымогатель сразу указал на дом и заговорщицки сообщил, что стучать надо непременно во второе окно три раза.

Пуздрыкину стало не по себе – от тещи никаких конспиративных инструкций не получал. Подойдя к ветхому, одноэтажному, бревенчатому строению с узором выцветшего наличника, Петр Петрович сделал все так, как сказала фигура.

На его стук в окне показалось скуластое женское лицо с четко очерченной линией черных бровей. Женщина просканировала взглядом пространство за мужчиной и только тогда приоткрыла окно.

– Ну?!

– Вы Мария?

– Ну-дык.

– Теща сказала, вы помочь можете. У меня горе. Жена болеет. А у вас, говорят зелье целебное….

– У вас у всех одно горе, – перебила Мария. – Сколько тебе, одну бутылку? Две?

– Одной хватит, – протянул Пуздрыкин, одновременно удивляясь и радуясь скорости провинциального обслуживания. Он-то рассчитывал на долгую и тяжелую беседу, с вытягиванием из потаенного нутра всего самого-самого, во что боялся заглянуть и сам, с рассказом от чего, когда и сколько болеет жена.

Марья ненадолго скрылась. Пуздрыкин отвернулся от окна и стал разглядывать унылый пригородный пейзаж. Он уже думал, как будет искать дорогу к вокзалу, когда его окликнули.

– Заснул? Деньги давай? Двести.

Пуздрыкин точно помнил, что о деньгах в тещином рассказе речь не шла. Совершая товарообмен, он все же решил высказать сомнение.

– А поможет?

– Идиот?! Она ж на шишках.

– А мне говорили, что на травах будет?

– На каких травах? Я на травах отродясь не гнала! Ты че, ушастенький…

Дорогой читатель, тут надо сделать отступление и исправить досадную оплошность, совершенную автором в начале повествования. Дело в том, что портрет моего героя был бы не полон, без такой важной детали, как уши Петра Петровича. Пуздрыкинские локаторы лет до девяти являлись причиной родительской гордости Пуздрыкиных. В старших же классах причиной ненависти и даже одной безуспешной попытки самоубийства, они стали на всю оставшуюся жизнь его отличительной портретной чертой. Не без гордости молодая тогда жена, Елизавета, кстати, Петровна, шептала после соития в эти самые уши, что полюбила Пуздрыкина только за них.

Это признание одновременно вызывало в их хозяине и чувство гордости и ставило в тупик – он-то думал, что выбран за другое. А немногочисленные художники, коим чета Пуздрыкиных доверяла писать себя на прибрежных круазетах Ялты и Антальи, первым делом начинала закрашивать холст с двух симметричных полусфер. Уши обладали одной особенностью – стоило кому-то, хоть даже хозяину прикоснуться к ним, как они начинали жить жизнью морских моллюсков – тут же норовили сложиться внутрь, отчего Пуздрыкин сразу глох.