Читать «Поляна №3 (9), август 2014» онлайн - страница 13

– Ты Оран-Гутангина читал? – пробубнил он заплетающимся языком.

– Нет, – я решительно пресекал его попытки прислониться ко мне вплотную. – Мне больше нравится Достоевский.

– Ну, это одно и то же, – доверительно сообщил он. – Ты вообще, что пишешь?

– Все пишу, – сказал я, мечтая отвязаться.

– Ну, принеси… я почитаю, – пробубнил он и сунул мне визитную карточку.

Осоловелый любитель поцелуев оказался редактором «Родного писателя» Лялиным. Я показал ему свои новые стихи, и он их напечатал.

Это была моя первая бумажная публикация. Купив десяток экземпляров, я подарил одну из них Пророкову.

– А денег он тебе заплатил? – прищурился он.

– Нет. А что должен был?

– Конечно! Как же, публикация ведь… Они ж газету эту продают, следовательно, гонорар должен быть.

– Да бог с ним, что там за деньги…

– Нет, не скажи. Тут дело в принципе… Я с ним поговорю. Пусть платит, – пообещал Пророков.

Лялин напечатал еще один мой стишок, после чего объявил:

– С тебя бутылка.

– Хорошо, – опешил я. – Будет.

На последние деньги я купил ему бутылку элитной водки, но моих стихов он больше не печатал и мне не звонил.

Позже я слышал, что его умертвил-таки зеленый змей в каком-то поезде в летний зной в купейной тесноте и пьяном удушье…

Как-то раз я угодил к писателям-юмористам. Собирались они в правлении союза драматургов в Ордынском тупике. Тем днем случился конкурс юмора на медицинскую тему. Любой желающий мог предлагать свои вирши. Всего подали двадцать шесть заявок. «Да это еще на час! – взволновались юмористы. – Так никогда не начнем!» Что именно они стремились начать, разъяснилось позже. Во время оглашения комедийных шедевров, снежно-седой председатель клуба раскачивался, словно старое высохшее дерево в бурю, взмахивал длинными суковатыми руками и негодовал: «Ну нельзя же так, господа! Это же все десятилетней давности! Господа! Я все понимаю, но так нельзя!» Юмористы были сплошь людьми пожилыми и старше среднего, поэтому основой их творений служили различные болезни, среди которых доминировали простатит и геморрой. Каким-то боком туда затесался и хламидиоз. В зале присутствовали дамы. В конце концов, после яростных споров победило стихотворение про анализы…

Наконец объявили перерыв, по длинному широкому столу растащили кипу старых газет. «Читать будут», – решил я. Но не тут-то было. Литераторы нервически оживились. Из припрятанных под столами целлофановых пакетов извлекались водка, пиво, вина и портвейны, следом из сокровенных глубин появились всевозможные закуски от воблы и одесской колбасы до домашних солений и маринованных помидоров. К концу приготовлений, на столе перед каждым литератором стояла бутылка, а то и не одна, и каждый сам налил себе в свой собственный стакан. Пили молча. Один болезненного вида юморист громко рассказал пошлый анекдот и был осмеян за неправильное произношение иностранного слова, в котором и должен был заключаться юмор. Другой оригинал принялся жонглировать апельсинами, затем конфетами, колбасой и всем, чем в него кидали подгулявшие писателя. При этом он ловко хватал предметы на лету и требовал непременно еще вина. Сухой щетинистый старичок притирался к своей соседке за столом, пожилой девице лет сорока. Та жеманно дергала плечиком и просила:

– Не пейте больше… Вас стошнит…

– Стошнить – не стошнит, – с достоинством отвечал старичок, бравируя знанием литературы, – а сблевать – непременно сблюю.

Одна бутылка опрокинулась, водка залила газету.

«А для кого-то эта газета – доказательство исключительности, свидетельство славы», – подумал я с тоской.

Все торопились напиться, так как по тревожным слухам вскоре должны были «начать разгонять». Пропитой до цвета вареного рака дедок, жизнь в котором, казалось, уцепилась за торчащие из ноздрей пучки щетины, дрожащей рукой налил мне полстакана водки. «В общем, вполне радушные люди», – подумал я, выпил, посидел еще немного и ушел в крайнем смущении.

– Никакой сатиры, – напутствовал меня седой председатель. – Все и так знают, что хорошо, а что плохо. Ты иронию давай, юмор…