Читать «Тяжелые люди, или J’adore ce qui me brûle» онлайн - страница 2

Замуж она вышла в двадцать один год.

В двадцать пять — как раз в то лето, когда муж на пару недель уехал из Афин, — она поняла, что ждет ребенка.

На то время и пришлась ее первая встреча с Райнхартом. Вечером в загородном доме отца Ивонны собралась летняя компания. По темному саду среди сухо шелестевших пальм блуждал ветер, долетавший со стороны погружавшегося в ночь, невидимого моря. Собрались земляки, подавали бутерброды, вино, пиво — светски-прохладный вечер, отрада после раскаленного дня. Порой из гавани долетал пароходный гудок — хриплый вой, живший где-то далеко за шумом непринужденной застольной беседы, а то слышался стук пустой цистерны или крик осла. Дом стоял на отшибе, других строений поблизости не было — только ровная, пустынная линия горизонта, выше — зеленоватое светлое пространство неба, низкий Млечный Путь над черепичной кровлей и черными пятнами пиний.

Ивонна, она же фрау Хинкельман, надела светлое, почти белое платье; наверху, у тонкой шеи, оно было закрытым, отчего она выглядела иногда как врач, иногда как жрица, а то и как танцовщица — всякий раз по-иному. Молодая женщина самых завидных лет, она казалась неприметной и довольно хрупкой, при этом бледное лицо Ивонны то светилось, то выдавало тревогу или мучительное беспокойство, точно она жила в постоянной опасности и такое существование стоило ей непрерывного и большого напряжения. Ей была присуща манера поглядывать на людей таким образом, что те переставали сознавать, о чем же они, в сущности, говорят, и часто сбивались, заводили речь совсем о другом… Молодой человек в белых льняных брюках, которого Ивонна в тот вечер взяла под свое покровительство, поскольку он оказался в незнакомом обществе и чувствовал себя в какой-то степени неприкаянным, принадлежал к числу немногих, кого беседа с ней не приводила в замешательство: игнорируя ее взгляд, да и прочее общество, он без умолку рассказывал о своих странствиях, а больше всего — о греческих пейзажах, которые до той поры представлял себе совершенно иначе. Ивонна долго со вниманием его слушала.

— Поразительно, — сказала она вдруг, — насколько ваши рассказы выдают в вас художника, каждое слово.

Но он не был художником!

— Ну так вы им еще станете, — заявила Ивонна.

Он отказался в это поверить.

— А я уверена.

Он усмехнулся немного саркастически. Они стояли у черного рояля, в одной руке он держал чашку тонкого фарфора, в другой — тарелку с бутербродами. С едой он обращался, надо признать, довольно неумело и к тому же оказался единственным мужчиной не в черном, потому что был вдали от дома и пригласили его в последнюю минуту — все же молодой соотечественник, пусть и совершенно незнакомый. Все остальные, по большей части с сигарами в зубах, стояли в зале, сидели на низких подоконниках, а кое-кто уже вышел в ночной сад, где можно было прохаживаться между стеклянно-бледными агавами, которые топорщились там-сям в лунном свете.