Читать «Тяжелые люди, или J’adore ce qui me brûle» онлайн - страница 130

Макс Фриш

(В отношении Ганса-Вальтера он вел себя как ни в чем не бывало, и сын знал о своем настоящем отце так же мало, как и тот о своем ребенке.)

Ивонна ощутила новое, непреодолимое уважение к этому мужчине, оставшемуся вместе с ней, — прежде всего, потому, что он смог это сделать без каких-либо внутренних уловок, без обычной манеры разочарованных, мстящих всю оставшуюся жизнь ожесточением, возмещая испытанное унижение сладостным наслаждением злобных взглядов. С тех пор они провели много долгих вечеров, сидя у камина, и Хозяин ни единым словом не обмолвился об этом. Он сидел и читал, он отпивал из полного бокала с вином, а Ивонна курила; иногда она раскладывала пасьянс — как в тот вечер, когда узнала о Райнхарте, о его смерти. Больше ее семье ничего не угрожало.

Это было той же осенью, когда они похоронили Антона. В середине октября выдалась череда теплых дней; их сверкающие велосипеды лежали в кустах на берегу, а Ганс-Вальтер выгреб с девушкой к середине озера. Весь день он был полон озорства, но и меланхолии. Там, на озере, они растянулись под теплым солнцем, он рисовал поднятой рукой в голубом тумане. Неожиданно он задумался, кем ему быть. Девушка ощущала себя совершенно покинутой, она была вся в настоящем, тогда как он — весь в будущем, и это будущее казалось будоражащей пустотой, чистым белым листом, пригоршней послушной глины. Чувство, что он уже никогда в жизни не будет школьником! От одной чистой радости по этому поводу он хотел обнять девушку, но не делал этого. Одинокий в своей радости, он испытывал беспокойство от всепроникающей загадки — что же с ним будет? Так замечательно думалось год за годом: когда-нибудь я закончу школу! А теперь этот момент настал, и он лежал на солнце, над ним была синева, и он сам толком не знал, о чем он думал все это время: свободный день, это мгновение, мир, жизнь — все так волнующе, почти торжественно. Он поцеловал девушку, в первый раз; и это тоже оказалось совсем не так, как он представлял себе раньше. Да и вообще эта глупость — все представлять себе, все время представлять свою жизнь в мечтах, грезить наяву! Он поцеловал девушку, чтобы пробудиться. Поначалу словно ничего не случилось, он смотрел на поблескивающее озеро — и больше ничего, волны легко разбивались о лодку, облака тянулись совсем низко, по краю неба, в лодке с повисшими веслами, в ее маленьком углублении, где царил штиль, жарило солнце: повседневная жизнь вдруг куда-то улетучилась, а здесь осталось только солнце, его одинокое свечение, пришедшее из космоса. Высоко в послеполуденной тишине урчали три самолета.