Читать «П.И.Чайковский» онлайн - страница 5
Наталья Анатольевна Калинина
Первая учительница
С нового учебного года в доме Чайковских стала частым гостем тихая, застенчивая Марья Марковна Пальчикова, учительница музыки. Держалась скромно, но с большим достоинством, при людях никогда не садилась за рояль, зато, подчиняясь желанию Петеньки, могла играть часами. Под руководством Марьи Марковны Петя мгновенно освоил нотную грамоту, научился хорошо читать ноты с листа, однако играть упражнения и гаммы ленился. Марья Марковна дивилась умению мальчика верно подбирать по слуху «взрослые» вещи, радовалась его безграничной любви к музыке, а подчас тяжко вздыхала, понимая своей доброй душой, какую нелегкую стезю избрал для себя этот славный смышленый ребенок. Уж кто-то, а она и минуты не сомневалась в том, что из Петечки Чайковского со временем вырастет большой русский музыкант. Марья Марковна тушевалась под пристальным ревнивым взглядом строгой, всегда подтянутой француженки Фанни Дюрбах, неукоснительно следившей за тем, чтобы ее воспитанник не переутомлялся за инструментом. Каждая из женщин по-своему горячо и самозабвенно любила этого не по годам понятливого, отзывчивого ребенка.
Прощай, Воткинск!
Напоследок Петя обежал все комнаты милого воткинского дома.
Наверху, в мезонине, грустно пахнет яблоками и медом. Безоблачно прозрачное небо, заглядывающее в окна сквозь хрупкие ветви берез. Тревожно на душе, беспокойно. Ожидание перемен теснит боль от разлуки с дорогим сердцу прошлым. А оно обступает со всех сторон, напоминает о себе. Вот на комоде забытая Фанни костяная шпилька, на стене выцветшая французская литография с кудрявыми овечками и нарядными пастушками посреди альпийского луга. Ах, Фанни, Фанни, где ты теперь?.. Еще вчера мы все вместе сидели в вашей с Лидой комнате, мечтали о будущем. Ты сказала, что я непременно стану «хорошим человеком». «Вы, Пьер, так деятельны, так сильны духом, — сказала ты. — Я очень верю в вас». Что это значит — стать «хорошим человеком»? Конечно же, прежде всего всем сердцем любить родную землю. И еще — не бояться смерти. Особенно если умираешь за Родину. Как Иван Сусанин… Я тоже готов, готов умереть за Родину. Да, Фанни, ты права — я непременно вырасту хорошим человеком.
Провожает чуть ли не весь заводской поселок. Илью Петровича здесь любят и уважают все, от мала до велика. Провожают с песнями, прибаутками, со слезами.
— Добром поминать будем, век не забудем, — говорят рабочие Камско-Воткинских заводов. — Отцом вы нам родным были. Вашей милостью и школу открыли, и дома для нас построили. А вы, Андреевна, доброй души человек. Дай-то бог всем вам и вашим деточкам во веки вечные в добром здравии пребывать.
Илья Петрович сам едва сдерживает слезы.
— Трогай! — с напускной суровостью велит он сидящему на козлах Халиту. — Путь не ближний, а уже скоро и смеркаться будет.
…Не близок путь в Москву. Тем более по раскисшей от осеннего дождя дороге. Тосклива песня ямщика, пронзительно печальны крики собирающихся в стаи перелетных птиц.
Уныл и печален расстилающийся за окнами экипажа пейзаж. Кому-то, наверное, он может однообразным показаться. А вот у него, у Пети, сердце восторгом полнится. Хочется бродить до изнеможения по этому нахохлившемуся в преддверии трескучих морозов лесу, вдыхать туман, пахнущий грибами и тоскливой прелью увядающих листьев. Хочется слушать без конца длинную и грустную, как осенняя дорога, песню ямщика, от которой слезы на глаза наворачиваются, а душа ликует. Отчего, отчего же она ликует?