Читать «Собиратель миров» онлайн - страница 81
Илия Троянов
— И что она там делала?
— Служила богу, сахиб. Она была прислужницей бога.
— И почему я должен ее за это презирать?
— Я не могу больше ничего сказать.
— Нет уж. Наоборот. Ты расскажешь мне все. Не волнуйся, я уже почти трезв.
— Я больше боюсь вас, когда вы трезвый.
— Что происходило в храме?
— Она прислуживала не только богу. Но и священнику.
— Как? Убирала и готовила?
— Нет, по-другому.
— Ты хочешь сказать — как женщина? Что-то типа танцовщиц науч?
— Да, примерно.
— И я должен тебе поверить?
— Это правда, сахиб.
— И сколько времени это продолжалось?
— Я не знаю.
— А когда она возвращалась туда, то она опять со священником?..
— Нет, не думаю. Точно нет. Она сбежала от него, потому что он плохо обращался с ней. Поэтому она и пришла в Бароду.
— И ты от меня все это скрывал?
— Ей необходимо было возвращаться. Это было единственное место, где она себя чувствовала защищенной, даже несмотря на священника. Она скучала по храму и его атмосфере, скучала по временам, когда сидела перед божеством и обмахивала его опахалом. Это странно. Ей было там хорошо и уютно. Хотя он плохо обращался с ней.
— И ты мне ничего не рассказывал. Чувствую страстное желание тебя высечь.
— Мне и в голову не могло прийти, что вам это неизвестно. Вы знали ее гораздо лучше меня. Я только проводил с ней вместе пару часов на кухне. Иногда мы вместе ели. Иногда сидели на веранде, когда вы уезжали. Вы и сами знаете, как редко такое случалось. Как же мог я осмелиться заговорить с вами о тайнах, к которым вы были гораздо ближе меня.
45. НАУКАРАМ
— Ты перешел все границы. Это непростительно, что ты наделал. Как ты посмел разбалтывать мои тайны? Это предназначалось только для твоих ушей. Или лахья имеет право рассказывать все направо и налево? И расплачиваться на базаре добром тех людей, которые ему доверяют? Я ошибся в тебе, ты недостойный человек. Одно это уже отвратительно, а ты вдобавок оболгал меня, и твоя ложь теперь уничтожит меня в этом городе.
— В чем дело, в чем дело? Я никогда не лгу!
— Я уже тебе не верю.
— Кто-то оклеветал меня.
— Ну вот, ты опять лжешь. Я слышал все собственными ушами. Там был певец, который вначале исполнял бхаджаны. А потом стал петь стихи собственного сочинения, и они были уже совсем не святыми, они были вульгарны, на потеху публике. Он насмехался над ангреци и сардарджи, над похотливым стариком, который воспылал любовью к прачке и потому каждый день приносил свою одежду в стирку. Глупейшие тексты. А потом вдруг запел про слугу, который обманывал своего хозяина. О его любви к хозяйской бубу, девадаси, которая ловко пользовалась обоими. Я застыл. Вначале я думал, это совпадение, но вскоре понял, что это объяснение невозможно. Я ждал, что все зрители сейчас обернутся и будут разглядывать меня. Мне было так неприятно. И больно. Но это еще было ничто по сравнению с тем, что последовало. Бубу, с удовольствием пропел он своим мерзким самовлюбленным голосом, она родила ребенка, когда господин был в отъезде на несколько месяцев. Она убила младенца, а слуга помог ей закопать труп в лесу.
