Читать «Собиратель миров» онлайн - страница 127

Илия Троянов

Прежде чем Али Агха, увлеченный собственной историей, успел проговорить заключительную фразу, Хаджи Вали вскочил на ноги и бросился вон из комнаты, не обращая внимания на потери — он забыл кепи, домашние туфли, кальян. Башибузук не решился на преследование. Вместо этого он принялся орошать благовониями кепи, туфли, кальян, ругая торговца лошаком на всех доступных ему языках. Обратившись потом к своему почтенному гостю, он умолял его не бросать на ветер остатки ужина, и они отдали должное супу и копченому мясу, а потом, для пищеварения, заправили новый кальян. Воцарилось умиротворение, но башибузук его вновь саботировал. С нетвердым воодушевлением он заявил, что мечтает о прекрасных танцовщицах, о представлении, которое усладило бы его взор. В вакалахе подобное запрещено, сказал шейх Абдулла. Но кто, возмущенно заорал Али Агха, кто запретил это? Сам паша, ответил шейх, паша во всей его мудрости. Если дело обстоит так, как ты говоришь, торжественно произнес Али Агха, скручивая непослушные усы в иглы, тогда паше придется самому танцевать для нас. И он ринулся за дверь.

Застонав, шейх Абдулла поднялся. Вечер вышел из-под контроля. Это твой последний шанс, увещевал его затуманенный внутренний голос. Возвращайся в комнату, запри дверь и ложись спать. Но дьявол не мог своего упустить, поэтому шейх уговорил себя, что ему якобы надо быть опорой для смятенного башибузука, и он пошел за ним на галерею, стащил его с балюстрады и настойчиво, уговорами и крепко вцепившись в его замаранный красный фустан, просил вернуться в свою комнату. Но Али Агха слушался его не больше, чем слушался бы своей жены. Безрадостные советы только распаляли его ярость. Он молотил руками вокруг себя, как слепой кулачный боец, но попадал по воздуху, всегда только по воздуху, потом вдруг остановился и опустил голову, точно вслушиваясь и ожидая озарения. Шейх Абдулла отпустил его. Возможно, буря кончилась и он может побыстрей распрощаться. Но нет, башибузук обрушился на ближайшую дверь и вышиб ее плечом, вломившись в помещение, где свет полумесяца освещал спавших на полу двух пожилых женщин рядом с их мужьями. Кто знает, что представилось их глазам, когда они проснулись, однако испуганными они совершенно не выглядели, а, приподнявшись, стали защищаться таким градом отборнейших ругательств, которые впечатлили даже албанского офицера нерегулярных войск. Он произвел организованное отступление, устрашаясь языков рокочущих женщин, сошел, пошатываясь, по узкой лестнице и рухнул на задремавшего ночного стража, чей храп сменился визгом. Среди спавших, а теперь пробудившихся слуг во дворе был и помощник Али Агха, молодой крепкий албанец, который пытался спровадить хозяина обратно в его комнату и просил шейха помочь. Но башибузука было уже не успокоить, он дрался, плевался и вопил…. Эй, вы, собаки, я вас обесчестил!.. До тех пор, пока другие слуги не ухватили его крепко за руки и за ноги. Они понесли его по лестнице наверх и втащили в комнату, сопровождаемые встревоженными и любопытными взглядами всех обитателей караван-сарая, на которых обрушивалась брань пьяного албанца: Эй, египтяне! Собачий род! Я вас обесчестил, я обесчестил Александрию, Каир и Суэц! С этими словами, едва очутившись на своей кровати, он впал в глубокий сон. В суматохе кто-то опрокинул бутылку раки, и босоногим слугам пришлось, спотыкаясь, выбираться из мокрого зловония. Шейх Абдулла взял флакон с благовониями, щедро побрызгал на пол и кровать и передал его снаружи перед дверью слуге Али Агха. Чтобы замести следы, сказал он. Когда он шел к себе, то увидел на другом конце галереи Хаджи Вали с лампой в руке, который пристально смотрел на него. Вовсе не укоризненно, как он ожидал. Разочарованно, самыми печальными глазами в Каире.