Читать «Стакан без стенок (сборник)» онлайн - страница 98

Александр Абрамович Кабаков

В результате джазовые фестивали, изгнанные из Москвы, расползлись по всему СССР. И тот горьковский фестиваль собрал уже прекрасно организованную всесоюзную публику – не только музыкантов, но и просто фанатиков жанра, прихлебателей и музыкантских друзей, музыковедов и хотя бы понемногу писавших о джазе журналистов, среди которых был и я – постоянный ведущий фестивалей в Днепропетровске и автор нескольких заметок о джазовых событиях. Все мы были знакомы друг с другом, целовались при встрече, как тогда было модно в советском интеллигентском кругу, ночами после концертов и джем-сейшнов неудержимо пили в случайно складывавшихся компаниях по гостиничным номерам, а утром выходили проветриваться на высокий волжский берег и любоваться нижегородским кремлем… Впрочем, насколько помню, старина нас тогда не очень интересовала, гораздо большее внимание привлекал внешний вид съехавшихся из разных городов модников и пижонов, которых среди джазовой аудитории было большинство. Собственно, это была золотая молодежь, наиболее культурная ее часть, интересовавшаяся не только «тряпками и девками», как писал тогда модный поэт, но и музыкой (просачивавшейся сквозь железный занавес на пластинках, вместе с тряпками), жаждавшая «западных» форм общения с себе подобными. А уж «западней», чем джазовый фестиваль, ничего нельзя было придумать – с его отчетливо американским происхождением, битнической, би-боповской окраской, ремарковско-хемингуэевским пьянством и отечественным вольномыслием.

…И стоя эдак рано утром в недосыпе и похмелье над обрывом к великой русской реке, я увидел двух сильно хромых мужчин, тяжело, опираясь на шикарные палки, поднимавшихся к нашей гостинице. Выглядели они потрясающе или «колоссально», как было принято тогда выражаться (и как до сих пор любит выражаться Василий Павлович Аксенов). С ног и до голов это были два идеальных образца наиболее изысканного и престижного тогда в нашем кругу стиля «айви лиг», Ivy League, «Лиги плюща», объединяющей Гарвард, Йель и другие лучшие американские университеты. Сверкали медными пуговицами блейзеры; строгие галстуки в косую полоску были слегка распущены под рубашечными воротниками с пуговичками; тяжелые туфли с выстроченными носами радовали глаз. Стрижены оба были коротко, почти ежиком. Таких безукоризненных джентльменов среди нас было немного, но выглядеть так хотели все.

Немедленно я и познакомился с ними – с художником Юрой Соболевым и барабанщиком Володей Тарасовым. Собственно, Володю я уже отчасти знал, видел и слышал его в деле, на джазовой сцене в составе потрясшего всех с первого появления трио Ганелин – Чекасин – Тарасов, почитал (и по сей день почитаю) музыкантом гениальным, а как удивительно тонкого и мощного интеллектуала узнал позже. А Юру тогда увидел впервые, хотя слышал уже о нем. Причем слышал не только как об интересном художнике, участнике знаменитой манежной выставки. О Нолеве-Соболеве (почти всегда опуская первую часть фамилии) говорили как о гуру, идеологе, влияющем на молодых деятелей неофициальной культуры, теоретике современного искусства и, конечно, блистательном знатоке джаза и коллекционере пластинок… Володя пошел в номер собираться на дневную репетицию, а мы с Юрой долго беседовали на осеннем волжском ветру… о чем же?.. ну, конечно о параллельности между блюзовой тридцатидвухтактной формой и любовным актом, о сходстве джазовой импровизации с сексуальным выплеском. Меня тогда по молодости это очень интересовало. Да и о чем же еще говорить с сильного похмелья на берегу Волги под ледяным октябрьским ветром двум советским антисоветским интеллигентам?