Читать «Город у моря. Фаблио (сборник)» онлайн - страница 7

Виктор Владимирович Меркушев

«Ну вот, теперь дело пойдёт, – подумал я, – важно лишь не давать им группироваться, разбираясь с ними с хвоста!»

Лишённые сцепки и оторванные от общего тела, дураки легко теряли первоначальное одушевление и покорно выстраивались по цепочке.

Собственно, эта проблема могла быть успешно решена и на самом начальном этапе, если бы на пути бегущих были установлены рассекатели, способные рассеивать толпу. Они позволили бы заставить каждого максимально напрячь имеющийся у него мыслительный аппарат для преодоления препятствия, вынуждая его тем самым к необходимому перерождению.

Застенчивость

Что мне всегда помогало избегать драки, так это моя застенчивость.

Когда я слышал: «Эй, ты, передурок, дай закурить!», то скромно улыбался и смотрел на подошедшего ко мне молодого человека, начисто лишённого моего досадного недостатка, с изрядной долей неподдельного восхищения. Если мой взгляд, полный искреннего обожания смущал моего визави, я тут же терял к нему интерес и решительно удалялся, однако если меня брали за лацканы пальто и с искажённым злобой лицом громко орали: «Ты чёто не понял, гнида, да?!», то я всегда ненавязчиво интересовался, как тому так замечательно удалось избавиться от столь ненавистной мне застенчивости. Этот вопрос, правда, ставил в тупик всех, даже самых раскрепощённых, особенно тогда, когда мне удавалось достать из-под их цепких рук блокнотик и приготавливаться записывать их рекомендации. Тут обычно меня отпускали, произносили непечатные слова, сплёвывали на тротуар и разворачивались в противоположную сторону. Так я всегда избегал драки, но так и не смог добиться ответа на свой самый больной вопрос: «Как же мне всё-таки избавиться от застенчивости?» Ни один эксперт в этом вопросе ни за что не желал делиться со мной информацией, замыкаясь в себе и упорствуя в молчании. Но это только более подогревало мой интерес и желание откинуть полог с этой страшной тайны. Я лез ко всем со своими вопросами, даже к тем, у кого эта добродетель наличествовала лишь в самой незначительной степени, но меня демонстративно избегали или уводили разговор от главного. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что все считают меня невозможным и беспардонным нахалом. Это известие начисто отбило у меня всякую мотивацию у кого-нибудь что-либо выспрашивать, и вовсе не потому, что я не хотел получить ответ на интересующий меня вопрос. Просто, что могут рассказать мне по этому поводу люди, если они не видят никакой разницы между нахалом и застенчивым человеком!

Чужая жизнь

До тех пор, пока тебе не случится побывать в чужой жизни никогда не сможешь понять, что же из себя представляет твоя собственная. Я в чужой жизни оказался внезапно, вдруг, словно бы провалился в волчью яму при безмятежной прогулке по утреннему лесу, наивно любуясь весенними цветами и травами, тяжёлыми от алмазной росы.

Чужая жизнь встретила меня затхлым коридором, сплошь увешанным ветхой одеждой и короткой отставшей половицей, издающей падающий глухой звук, словно это была запавшая клавиша на старом рояле. На меня неприязненно смотрели грязное подслеповатое окно комнаты, выходящее в бледный двор-колодец и ржавый велосипед, подвешенный к стене. Те узнаваемые предметы и то, что раньше не вызывало у меня отторжения: книги, нотные тетради и статуэтка Достоевского на комоде, здесь начисто не принимались сознанием и представлялись бесконечно чуждыми, далёкими, существование которых совершенно невозможно в моём привычном и понятном мне мире.