Читать «Кукурузный мёд (сборник)» онлайн - страница 187

Перечитал…

«… товарищ начальник, случилась беда! В рот песдой по крыше прокатилась и нынче катится на нас, то вам пишу я, дед Василий, точней наш писарь, ээээ Афанас. И пусть стихи вас не смущают, я был когда-то ведь поэт. И пусть стихи мои не брали, насрать на них сто лет в обед.

Товарищ генеральный прокурор Республики, мы, нижеподписавшиеся имеем честь сообщить вам о явлении что явилось нам намедни пятого числа текущего месяца в поле над селом Панасешты Тырлицкого района уезда Каларашь. Мы, нижеподписавшиеся, дед Василий и пишущий под его диктовку эти строки сельский писарь Семен занимались текущим выпасом скота на пастбище, принадлежащем вовсе не пидарасу мироеду и куесосине фермеру Костикэ, а нам, добропорядочным и законопослушным жителям села. И это несмотря на все оскорбления и препоны, которые чинит нам мироед и куесосина фермер Костика, попробовавший огородить выпас колючей проволокой, на что мы – дед Василе в частности – пообещали засунуть мироеду фермеру Костике моток колючей проволоки в жопу, на что он подал на нас заявление, а участковый села, мироед и куесосина, но не педик, врать не станем, лейтенант Унтурэ заявление возьми да и прими. И что это народная власть? И что это на ха, защита интересов республики? Совесть есть? Гребаный ваш рот!

Тут хочу отметить – это пишу все еще я, писарь Семен Гимпов, – а Афанас я написал заради рифмы, потому что все рифмую – но от своего имени, а не под диктовку отправителя письма деда Василе (его слова до «гребаный ваш рот») – что власти села не оказывают никакой поддержки и культурной жизни общества, например не печатают мои стихи в бюллетене о состоянии пастбищ и прогноза погоды, мотивируя это смешной отговоркой, что мол, в бюллетене всего две страницы и на мои стихи попросту нет места, а вы печатайте между строк, педики, на это говорю им я, ведь в литературоведеньи есть даже такое понятие «между строк», на что председатель села некто Уржеску обещает ввести в литературоведение нового понятие «между булок», подразумевая при этом примерно то же самое, что дед Василе, когда обещает засунуть моток колючей проволоки фермеру Костике в жопу. А ведь стихи у меня отличные! Послушайте только.

Прошу не беспокоиться, дед Василе все равно отошел отлить и диктовать не может, отливать он будет долго, потому что во время второй мировой был призван в армию и дошел до Сталинграда, где лежа в окопах простудил простату, но искупил свою вину, будучи призванным еще раз и дошел до Берлина, где, лежа в окопах, простудил почки… Обычная судьба румынского солдата, а вот не поссышь без катетера теперь! Вот, точно, кряхтит, слышу.

Знаете, как он это делает? Берет соломинку, сует себе ее – ну, сами понимаете, господин генеральный прокурор, – и по ней, так сказать, как вода по днепрогэсу, построенному усилиями молдавского народа, понуждаемого сталинскими палачами…

знаете иногда мне кажется что я – весь этот мир и в меня вмещается все

и небо и Сталинград и дед Василий и его разбухший когда-то а теперь совершенно размякший хер и небо и травинка и божья коровка и пахучий навоз и звон колокольчиков и памятник Еминеску в самом центре города столицы нашей родины и дребезжание троллейбуса, слышное парню с букетиком цветов, который – парень, – ждет у этого памятника свою девушку… я кстати – и ее босоножки, трогательные, поношенные, я буду стоять под кроватью когда парень приведет ее домой после свидания и вдует на скрипучей кровати – я буду и кроватью – и буду скрипеть стонать и охать с ними изредка опускаясь из-за продавленной сетки к самому себе-туфлям… и травинка и лесок в поле каждый колосок… когда я думаю об этом, мне плакать хочется… плакать и рыдать рыдать и трахаться и кричать и растянуть небо своим совсем еще не размякшим хером, чтобы оросить оттуда весь мир и даже без соломинки и чтобы струи, могучие струи моего творческого самовыражения, потекли по вашим лицам… о чем я?