Читать «Рукопись в кожаном переплете» онлайн - страница 47

Евгений Евгеньевич Астахов

Потом он хмыкнул себе под нос и пробормотал:

— Федор Шелудяк, хм… да, тьма веков… Интересно…

Что именно ему было интересно, мы, конечно, не спрашивали, потому что было видно — Флибустьер ничего не скажет. У него сейчас какие-то свои, «взрослые» мысли, которыми он не станет делиться с нами. Спать не хотелось. Чай пить тоже не хотелось. Вовка подбросил в костер сухих веток и дернул Гаррика за рукав:

— Попросим почитать, а?

— Можно, — ответил Гаррик. — Дядя Петь, а дядя Петь!

— Что — отозвался Петр Васильевич. — Хотите подбить меня на нарушение распорядка дня?

— Хотим, — сознались мы чистосердечно.

Флибустьер подумал, потом махнул рукой и сказал:

— Ладно! Только в виде исключения. — Он нащупал в палатке рюкзак и вытащил из него свою тетрадь. Мы приготовились слушать.

«С доктором Адамом Олеарием, — начал Петр Васильевич, — судьба связала меня на очень долгие годы. Он был ученым человеком. До этого я встречал лишь людей, которые приплывали к берегам Нового Света только за золотом, жемчугом и красным деревом. В трюмах кораблей плыли черные рабы и плетеные бутыли с дорогим вином, индейские пряности и тюки шелка, ящики с мушкетами и бочки с порохом.

Но доктора Олеария все это совершенно не интересовало. Ему нужно было знать совсем другое: что за народы населяют берега неведомых стран, что они едят, какому молятся богу и как они это делают, какую носят одежду, на каком языке говорят.

Мы побывали с ним у берегов Ямайки и Тринидада, на побережье Юкатана и в дельте Ориноко.

Я был лоцманом и переводчиком, а когда во время шторма смыло волной шкипера бригантины, доктор Олеарий предложил мне занять его место.

Этот тощий чудаковатый человек был моим другом, и он знал обо всем, что произошло со мною.

— Ты поднял руку на морской вал, мой Энрике, — говорил мне Олеарий. — И вал смел тебя. За спиной твоих врагов стоит могущественнейшее в мире королевство! Что могли предпринять против него ты и кучка твоих сподвижников? Оружием не сломить тиранию. Но наука и разум сильнее ее. Только они не подвластны никому, кроме бога.

Доктор Олеарий был просвещенным человеком, но я не мог с ним согласиться. Я твердо верил в силу оружия, поднятого во славу свободы и справедливости.

Долгими вечерами мы сидели в его каюте, и я рассказывал ему о Кубе, о моих друзьях, об Аоле. Доктор сидел в глубоком кресле, закрыв лицо руками.

— Святая дева! — шептал он. — Почему милосердие твое не защитило несчастную девушку? — Олеарий снова и снова вглядывался в мои рисунки. — Она была так прекрасна, мой бедный Энрике!

— О да, доктор, она была прекрасней солнца!

…Однажды, выйдя на палубу, он крикнул мне властным голосом:

— Шкипер Гомес! Мне не нравится больше название моей бригантины. К черту «Флору»!

— Как изволите, доктор, — ответил я.

— Я изволю назвать ее по-другому. Прикажите закрасить старое название и написать новое.

— Какое, доктор?

— «Аола»!

Я был благодарен ему за это, хотя и знал, что никто и никогда не может вернуть мне Аолу, даже бог, о милосердии и всемогуществе которого так много говорят люди…

Наше плавание по Карибскому морю подходило к концу. Доктор Олеарий предложил мне плыть вместе с ним через океан, в далекую незнакомую страну, в которой он жил. Мне ничего не оставалось другого. Родину у меня отнял дон Педро Форменас, Аолу отняло море, друзей — пули врагов. Я дал согласие плыть через океан.