Читать ««Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг.» онлайн - страница 171

Демонстрируя беспощадность к врагу, зампред Томской губчека Б.А. Бак 28 августа 1920 г. написал такую высокомерную резолюцию на обращении осуждённого к высшей мере за руководство мифической подпольной офицерской организации А.С. Аркашова, в котором тот просил отправить его и подельников на войну с поляками: «В Советской республике фронт не наказание, а почётный долг и обязанность… Вы же, поднявшие в тылу позорное восстание, достойны только лишь смерти».

Осенью 1921 г. начальник секретного отдела Новониколаевской губчека К.Я. Крумин хвастался: «В результате моей упорной работы в чека расстреляна масса видных белогвардейцев. Сам лично участвовал и действительно раскрывал: во Владимире — белогвардейскую организацию "Владимирский офицерский батальон". В Омске: "Организацию полковника Орлеанова-Рощина", организацию офицеров "Самозащита", и в г. Новониколаевске: "Сибирское Учредительное Собрание", организацию "Союз мира" (офицерскую), организацию белоэсеровскую "Сибирско-Украинский союз фронтовиков". (…) Интересующимся моей личностью советую обратиться за справками в архивы чека [о] расстрелянных белогвардейцах и [спросить] у уцелевших в лагере. Обычно белые меня не любят и считают сволочью, а это равносильно ордену Красного Знамени от Рабоче-крестьянского правительства». О своём коллеге С.А. Евреинове Крумин в похвалу сообщил, что тот «лично расстреливал участников [белогвардейских организаций] в количестве нескольких сотен человек».

Многие чекисты крайне гордились своей службой и её специфическими методами. В стихотворении журналиста Г.А. Астахова «ВЧК» (1918 г.), которое экс-чекист В.А. Надольский, несколько огрубив и усилив текст, распространял в середине 20-х гг. среди коллег как своё собственное, говорилось, что означают буквы аббревиатуры ВЧК:

В них сила сдавленного гнева, В них мощь озлобленной души, В них жуть свирепого напева: «В борьбе все средства хороши!».

Один из краеугольных камней клановой системы принцип защиты «своих» — неразрывно сочетался с разоблачениями и доносами. С первых лет существования «органов» доносы выступали постоянным регулятором отношений и воспринимались как двойная обязанность — и как коммуниста, и как чекиста. Самыми распространенными были доносы, разоблачавшие скрытие коллегами неблагоприятного социального происхождения или «связи с чуждым элементом», а на обманувшего доверие «органов» сотрудника смотрели как на потенциальную агентуру классового врага, стремившуюся проникнуть в ряды «вооружённого отряда партии». Между тем семья и секс то и дело связывали чекистов с неподходящими, а то и социально-чуждыми кадрами. Чекисты были нередко женаты на дочерях расстрелянных офицеров, священников, нэпманов и «раскулаченных». Все эти казусы тщательно расследовались, а расплатой за них было частое расставание с чекистской карьерой.

Для чекистской среды характерным было требование отречения от неподходящей родни. В течение ряда лет в полпредстве периодически разбирали дело уполномоченного Секретного отдела П.В. Колобкова, женатого на дворянке, жене бывшего колчаковского есаула. Чекиста обвиняли в том, что он попал под влияние жены и открывает ей секреты своей работы. Ещё в 1922 г. ему предложили развестись. Колобков согласился, «но затем без разрешения партии вновь сошелся». В 1924 г. ему вновь велели развестись, но чекист, исполнив указание, вскоре опять вернулся к жене. В декабре 1928 г. Колобкову вынесли строгий выговор и постановили послать к «станку». Уволенный из ОГПУ и исключённый из ВКП(б) Колобков решился на окончательный развод, после чего был восстановлен в партии и принят на работу в прокуратуру.