Читать «Огарки» онлайн - страница 44

Скиталец

Его внушительная фигура и красивое, выразительное лицо сразу произвели на всех выгодное впечатление.

Новым гостям тотчас же дали место за столом. На «петербургского фельетониста» все устремились, все думали: «Так вот кого преподнесли нам сегодня!..»

На «интересную личность» сразу насели. Приезжего закидали вопросами. Около него тотчас же образовался кружок.

Толстый врал артистически. Выпивая и закусывая, он отвечал на все стороны и тотчас же обнаружил своеобразное остроумие.

Его «словечки» уже начинали вызывать смех и невольное восхищение.

Сразу было видно замечательного фельетониста. По всем общественным вопросам он был в курсе дела, все знал из первых рук, обо всем судил смело и оригинально, не допуская возражений. Он бывает «запросто» у всех петербургских знаменитостей, знает много интересного из их прошлого и настоящего. А чем пахнет теперь в Петербурге? О! Это ему прекрасно известно: пахнет очень и очень интересными вещами… Но, к сожалению, он должен быть немножко конспиратором… Он приехал сюда по одному конспиративному делу… небольшое поручение общественного характера. Во всяком случае, в Петербурге все идет на повышение… Жизнь растет… Заря занимается…

Ножи и вилки стучали. Рюмки и бокалы звенели. Гости оживились. В столовой гудел общий говор.

Из зала привалила еще толпа, под предводительством бледной дамы в шикарном костюме, с пышными белокурыми волосами и с гитарой в руках.

— Божественно! восхитительно! чудно! — говорили ей изящные, «фрачные» кавалеры.

Дама улыбалась.

Она как-то особенно ухарски села на стул перед пьющей и закусывающей публикой и заиграла на гитаре цыганский романс.

Дама изображала из себя «цыганку» и запела с деланной, преувеличенной страстностью, растягивая мотив и как бы изнемогая.

3-за-ха-чу — пал-лю-балю! 3-за-ха-чу — ра-залюба-лю!

И вдруг, всей рукой ударяя по струнам, выкрикивала дикий припев:

Я — как пташка вольна… Жизнь на радость нам дана!

Около нее сладострастно млели несколько товарищей прокурора, напоминая голодных собак, сидящих у дверей кухни, хотя в даме не было ничего ни цыганского, ни соблазнительного.

Я а-ба-ж-жа-а-ю… —

запела она, снова ударив по струнам.

А около «петербургского фельетониста» все более и более увеличивалась толпа слушателей.

Наконец, и дама прекратила цыганские песни и вместе с другими стала заглядывать через чужие плечи на интересную фигуру. «Литератор» говорил тихо, и только по взрывам дружного смеха можно было судить, что речь его остроумна.

Общий говор затих, и тогда в столовой стал раздаваться только один голос «петербургского фельетониста»:

— …Да, господа! если бы вы знали, как хочется иногда встретиться и наговориться с читателем-другом, с невидимкой, с этой фантазией писателя!

В поздние ночные часы, при свете рабочей лампы, являлся в былое время его задушевный образ пред измученным взором писателя и одним своим видом прибавлял ему силы и бодрости. Он был молчаливой тенью, в которую верил писатель.