Читать «Поцеловать небеса. Книга 1» онлайн - страница 53

– Мы так не договаривались, Валентин Мефодьевич! Вы же мне обещали!

– Обещал! А ты за три дня ни на сантиметр не продвинулась! Плаваешь в микшерах и световых группах. Извини, это здоровая конкуренция. Делай получше уроки! А вот еще три клоуна, Петровна. Смотри! – он показал рукой на сцену через большое окно операторской.

– Хокин, Суворов, Бэб, давайте на сцену! – прокричал он в громкую связь.

На сцену вышли трое ребят осветителей. Хокин – балбес высокопоставленных родителей с интеллектом и внешностью товарища Шарикова, Сашка Суворов, удивительно красивый мальчик, брюнет с волосами немного выше плеч и огромными карими глазами, а Бэб – просто Бэб, без особых примет и грехов.

– Вот Ети ребята помогают, что называется, «ставить» свет, носить аппаратуру и очень рвутся работать за пультом! А сами, сразу после световой монтировки, уже исчезают в неизвестном направлении. Одним словом, клоуны, забытые здесь каким-то цирком…

Мальчишки на сцене картинно поклонились и снова исчезли за кулисами.

Тем временем Оленька Иванова что-то усердно писала в толстенной тетради.

– Пишет партитуру света, – с почтением произнес Лисовский. – Каждый спектакль, как музыкальная пьеса. Не запишешь – не состоится. Партитура – самое главное для вас. Буду строго спрашивать за это.

* * *

Оленька Иванова была настолько маленького роста, что в ее сорок шесть лет выглядела едва ли на тридцать. Немного не от мира сего, всегда без прически и макияжа, она умудрилась таки отхватить себе мужа младше себя почти на десять лет – Розгина. Алик Розгин работал в театре звукорежиссером, прямо над нашей головой.

Программист Николай был скромен, морально устойчив, носил очки в роговой оправе, не пил и не курил. Коля был настолько холост, что вызывал даже жалость. Но жалости он не принимал, так как считался здесь самым умным. Он, единственный после Лисовского, имел доступ к новому немецкому супер-пульту, который мы использовали только для спецэффектов. Одним словом, я оказалась в самом центре творческой шатии-братии. Кто-то мне сразу понравился, кого-то так и не смогло принять мое несговорчивое сердце. Эти люди были настолько разными, что при любых иных обстоятельствах вообще вряд ли собрались бы вместе за одним столом. Но здесь, в этом круглосуточном реалити-шоу, они участвовали ежедневно, объединенные одной лишь любовью к чистому искусству. К концу этого необыкновенного дня стало понятным, что Лисовский заполучил в свое царство еще одну преданную подданную – меня. Я пришла сюда не на день и не на два. В театре я почувствовала себя ровно на своем месте. Теперь мне было очень трудно возвращаться назад, в хрущевку, к людям, не имеющим более ничего общего со мной. Как же быть? На прощание Лисовский сказал: