Читать «Пушки привезли» онлайн - страница 76

Однажды, когда… Теперь он уже не помнил, когда и при каких обстоятельствах состоялся их разговор, но помнил, что настроение у Анны Константиновны было превосходное, вся она точно светилась изнутри радостью и любовью, выглядела молодой, одухотворенной, какой в последние годы не часто приходилось видеть ее Кириллу.

– Нелегко мне, конечно, живется, – призналась она сыну. – Но разве смею я считать себя несчастной, когда у меня есть вы, мои дети! Мне, слава богу, есть кого любить.

– Да брось ты, мама, – поморщился Кирилл. – Никого ты не любишь на самом деле. Ты даже отца не любила по-настоящему. Уж больно быстро ты о нем забыла, когда он тебя «бросил», «предал», или как ты там расценила его нежелание жить с тобой. Не верю я, чтобы можно было так быстро…

Кирилл помнил, каким спокойным тоном он высказал это Анне Константиновне, что в тот момент не испытывал ни обиды, ни злости и вовсе не мстил матери, а просто хотел открыть ей глаза на то, что, как ему казалось, она никогда не понимала. Помнил, что, произнося это, отвернулся от Анны Константиновны, а когда снова повернулся к ней – вздрогнул.

Он не ожидал, что за те полминуты, которые он не смотрел на мать, она так постареет, что, отвернувшись от женщины средних лет, полной энергии и любви к жизни, он вдруг повернется к осунувшейся старухе, с серым лицом и пустым взглядом. Он помнил, что подумал тогда: «Кажется, в точку попал. Насчет отца – в самое яблочко!»

И что с удовлетворением об этом подумал – тоже помнил.

«За что ей было меня любить? – вдруг подумал Кирилл. – Нет, не в Ленинграде, а потом, когда я вырос, а она вдруг заметила меня, почувствовала себя моей матерью и потянулась ко мне, так же, как я к ней тянулся… Ведь было же это! Иначе зачем тогда ждать меня у окна? Зачем заниматься по ночам английским?.. А я… То, что я делал, было самым ужасным. Я мстил ей за прошлое и одновременно требовал любви в настоящем. Я не желал понимать той простой истины, что чем чаще я буду ей мстить – пусть даже заслуженно – и чем чаще требовать, тем меньше у нее будет возможности… Не потому ли так самозабвенно любила она Светку, что встречала в ней то, что не могла и уже не надеялась встретить во мне?.. Я чувствовал, лишь когда меня дергали током, но не чувствовал, когда сам дергал ее, когда, едва переступив порог ее квартиры, тут же замыкал цепь. Потому что, какой бы искренней и настоящей она ни пыталась быть со мной, я уже привык считать ее плюшевой и не ждал от нее ничего другого. Поэтому было достаточно одной не вовремя перевернутой котлеты, одной неудачно вставленной реплики про Светочку. Да не будь котлеты, не будь реплики, я все равно нашел бы себе за что зацепиться, к чему придраться и за что мстить!.. Я мстить ей любил, а не ее саму… Вот оно, основное достижение моей „зрелости“, – мне стало некого любить, кроме самого себя!.. У меня даже матери не осталось».