Читать «Пушки привезли» онлайн - страница 17

Это они уже тоже отсняли.

До того, как отправиться на вокзал и ехать в Елизово, Кирилл слушал музыку. Поставил вагнеровского «Тристана» на непонятном ему немецком языке, надел стереофонические наушники и прослушал всю оперу от начала до конца, прикрыв глаза и ни о чем не думая, а возвращаясь в посюсторонность лишь на короткие моменты, чтобы перевернуть пластинку, да и то – не снимая наушников.

Раньше он слушал музыку иначе. Она не успокаивала его, а, наоборот, обостряла ощущения, возбуждала память, заставляла сомневаться, порой доводя Кирилла до такого состояния, что он и музыки уже больше не слышал, а был поглощен собственными размышлениями, часто весьма житейскими по содержанию.

Но все это осталось в прошлом, в том, что Кирилл называл «эпохой восторженного инфантилизма». Теперь он так выпестовал себя, научился так себя настраивать и внутренне освобождаться, что музыка как бы целиком наполняла его, становилась собственным и исключительным его содержанием, вытесняя из Кирилла восприятие окружающего мира, так что и сам Кирилл на время как бы переставал быть собой и становился музыкой. По крайней мере, так ему казалось.

«Глубокому погружению в музыку» всегда предшествовал своеобразный психофизический ритуал, и чем тщательнее ритуал этот соблюдался, тем более полным было погружение. Первым делом Кирилл принимал душ, на несколько минут подставляя лицо тугой струе и «смывая с себя стресс». Затем вытирался (мягкая махровая простыня, приятно обволакивающая тело и впитывающая в себя влагу, и максимальное сосредоточение мысли на этом обволакивании и на этом впитывании), облачался в халат, приступал к процедуре технической настройки (подготовка к прослушиванию музыки с аппаратуры самого высокого класса; установка нужного освещения комнаты; выбор удобной позы в кресле и т. п.) и лишь затем включал музыку.

В итоге Кирилл испытывал такое наслаждение, так полно отдыхал душой и телом, внутренне очищался и раскрепощался, что после этого некоторое время можно было легко и со вкусом жить, и ничего не мешало.

Вот и в этот вечер Вагнер точно вымыл из него раздражение по поводу поездки в Елизово и назойливые мысли о Зое Николаевне и ее неожиданной смерти. Когда Кирилл кончил слушать «Тристана» и снял наушники, он уже не помнил о звонке Димы Стрельчика, и лишь когда сел в такси и велел шоферу везти себя на вокзал, вдруг что-то смутное и беспокойное шевельнулось в душе, но где-то глубоко и не задев сознания, а наверх всплыла другая мысль, ничего общего с тем, прежним, не имевшая: «Пушки? Надо же – триста солдат! Ради одной глупейшей сцены».

В кассовом зале вокзала творилось нечто невообразимое, то есть самое что ни на есть легко вообразимое и для летнего времени даже типичное.

Значительная очередь выстроилась и у окошка администратора; не сорок, не пятьдесят человек, как возле касс, но человек пятнадцать все же стояло.

Кирилл снял темные очки, которые в последнее время все чаще надевал в общественных местах, одним небрежным движением и слегка раздраженным «позвольте-ка» отстранил от окошка администратора мужчину восточной внешности в клетчатой кепке, что-то вкрадчиво, но, видимо, безуспешно нашептывавшего администратору, и, грозно оглядев очередь, точно заранее отметая тем самым все возможные возражения, произнес поставленным голосом: