Читать «Город мертвецов и другие истории (сборник)» онлайн - страница 60

Иван Грачев

Так все продолжалось. Изо дня в день. Каждый день по обычному маршруту: проснулся рано утром, осторожными толчками разбудил отца, спрятался в своей комнате под одеялом, в надежде уснуть, пока на кухне гремят чашки и прочая посуда. Потом наступала пара часов тишины – то время, когда отец ушел на работу, а мне еще слишком рано в школу. Но это не сильно меняло суть – на улице я не играл с другими детьми, либо по причине того, что они были в школе, либо, что более вероятно, из-за боязни близких контактов. Неважно, с чьей стороны эта боязнь проявлялась больше. Потом школьные занятия, больше похожие на игру «Положи шар в круглое отверстие, да не перепутай», как будто глухая девочка в четырнадцать лет не сможет запомнить решение линейного уравнения.

Именно поэтому мы сбивались в библиотеке после окончания первой смены, когда все исчезали оттуда, и таскали «взрослые», как мы их сами называли, книги. Мы садились в круг и читали шепотом, по одному абзацу, каждый раз передавая по кругу заветный том, чтобы глухие ребята тоже могли восполнить пробел. И ведь дело было даже не в прочтении книги, а в том, что она нам давала – частичку жизни, что проходила где-то «там».

В первой смене…

Тут-то и начали проявляться наши качества. Девочка, которая едва видела дальше вытянутой руки из-за порока век, писала потрясающие картины на листочках в клетку. Мой друг, что всегда переспрашивал любую фразу, сказанную чуть ли не в самое ухо, взялся читать вслух все подряд, заставляя нас припадать к его голосу, как к музыкальной шкатулке. А тот парнишка, которому взрослые пророчили самую тяжелую судьбу, что-то болтая об IQ около тридцати, читал нам стихи прямо из головы и они будоражили воображение и щекотали нервы образами и метафорами, на которые был способен не каждый поэт.

Мне же досталась неизлечимая графомания, бесталанная и скучная. Ведь я был лишь подставным лицом в этой компании, как волк в овечьем стаде, без физических недостатков, что переформировались у других в творчестве и взглядах на мир. Но, то ли из зависти, то ли из-за одиночества, что преследовало меня в моменты, когда я находился в месте, которое многие назвали бы домом, я начал писать дневник. Сначала робко, излагая лишь происходившие со мной за день события, но потом все смелее я становился в своих мыслях и писал то, что таилось в глубине моего сознания, самые глубокие и грязные желания. В один день, я испугался написанного до такой степени, что сжег все тетради до единой.

С тех пор у меня появилась эта отвратительная привычка: я исписывал тетрадь до конца и сжигал ее, потом печатал дневники на машинке и сжигал листы. И, в конце концов, пришел к идеалу.

Вот и сейчас я не уверен, захочу ли я оставить эту рукопись для себя, или же, привычным жестом, отменю сохранение файла при выходе? Но не могу остановиться, пока не опишу всю свою историю полностью.