Читать «А жизнь была совсем хорошая (сборник)» онлайн - страница 76

Он, разумеется, ею любуется – напрямую и исподволь. Но она все равно чувствует его восхищенный взгляд.

Он говорит ей нежные и совсем неизбитые слова: «Умница моя. Девочка. Разумныш мой маленький. Точечка моя» В смысле – точка вселенной. Он объяснил это так. «Золотая моя девочка», – и так он ее называл. Нет, конечно, были слова и совсем избитые: «Заяц, малыш, рыбешка золотая». Но… В его устах это совсем не звучит пошло. Потому что он не пошляк. И все влюбленные говорят затертые и глупые слова – так у влюбленных принято. Но менее приятно от этого не становится.

А она – уже загорелая. «Слушай, впервые вижу, чтобы кожа не краснела и не облезала! Нет ли у тебя, часом, мулатов в генеалогии?»

Да, вот так, загорелая, посвежевшая, глаза особенно ярки на фоне смуглой кожи. И губы чуть припухли – ну, понятно, отчего. И талия, и грудь, и ноги… И тоненькая соблазнительная полоска купальника, под которой нежная и светлая кожа…

Он осторожно проводит пальцем по этому переходу – от светлой кожи к уже загорелой, и на его лице мука: «Пойдем домой, а, малыш? Или лучше побежим!» Она смеется и качает головой: «Перебьешься!» И чувствует свою власть. Власть над ним. Над мужчиной – взрослым, сильным, умным и красивым.

И ничего нет слаще этой власти, ничего!

Но не получилось – ни прекрасной и смуглой возлюбленной, ни нежных и сумасшедших ночей, ни моря, ни песка, ни тоненькой полоски незагорелой кожи.

Ничего не получилось. Одна досада и раздражение. И одно желание – поскорее расстаться. А поди попробуй! Билеты не обменяешь. Еще вовсю сезон – конец августа. Никаких билетов – без вариантов. А это значит, что предстоит прожить вместе еще десять дней. Разговаривать. Или не разговаривать. Что совсем глупо и трудно. Вместе есть яичницу, пить чай. Резать арбуз. И отворачиваться к стенке. «Слушай, так жарко! Может, ляжешь на раскладушку?»

Он усмехнется и переляжет – не дурак. И Марина будет слышать, как он выходит на крыльцо и чиркает спичкой. И в темноте южной ночи будет ярко вспыхивать красная точка сигареты.

А потом они сядут в поезд и снова станут молчать. И это будет совсем непросто. И смотреть в окно, уже ничего не обсуждая – ни пейзаж, ни полустанки, ни случайных попутчиков, ни хамство проводницы. Ни дальнейшие жизненные планы.

А в Москве, на перроне, она постарается «сделать вид» – улыбнется, чмокнет его в щеку и предложит «созвониться», поспешив в метро.

А он усмехнется и наверняка схохмит: «Ну, если не пожениться, то хотя бы созвониться».

И все это закончится, как только она спустится в подземку. И уже тем же вечером, приняв наконец «человеческий» душ, облачившись в любимую пижаму, с чашкой маминого сливового компота усевшись в любимом кресле, она вдруг так отчаянно затоскует, почти завоет, и наконец задаст себе вопрос – почему?

Почему все так?

И ответа, разумеется, не найдет.

* * *

Марина встала, отряхнула колючие песчинки, одернула сарафан и, тяжело вздохнув, побрела с пляжа. Немного побродила по шумным улицам, пахнущим чуть пригорелым от сладкой ваты жженым сахаром и душным распаренным зазывным южным вечером, и пошла к дому. Андрей лежал на кровати и читал потрепанную книгу. Махнул рукой, приветствуя ее.