Читать «Парик моего отца» онлайн - страница 21

Энн Энрайт

— Это ты лихо! — говорит Фрэнк.

— Я знаю, что вижу, — говорит Джо.

— Вот именно, — говорит Маркус. — А я что говорю.

Маркус всегда побеждает, а) потому что он все время меняет свое мнение и это ему дозволено, б) потому что он где-то вычитал, что истина — это здание, сложенное из противоречий. Так что теперь он и рыбку съел и на кое-что сел, и дерьмо из него выходит марципанчиками в сахарной глазури.

— Маркус, — сказала я. — Проституткой я назвала не Мойрэ Кой — вне зависимости от того, спал ли ты с ней. Не знаю, как уж тебе это втолковать, но она просто безалаберная молодая женщина, которую мы на днях сняли для телевидения. Проституткой я назвала тебя. Могла бы и Фрэнка так назвать, но мы все знаем, что он каждой бочке затычка, Фрэнком никого не удивишь. А тебя я назвала проституткой, потому что в эфире у тебя встает и потому что материшься ты, как дышишь.

— А ты работаешь в конторе матери Терезы, — сказал Маркус. — Как же, знаем-знаем.

— Я знаю, кто я такая, — сказала я. — Я знаю, что шляюсь по панели на шпильках, на хлебушек зарабатываю. А вы просто тусуетесь, потому что любите хрены нюхать.

— Чего это ты вдруг такими словами заговорила? — спрашивает Маркус.

— Я только говорю. А вот ты им с колокольни машешь.

— Ага. Думаешь, я с ней спал?

— Я думаю, что тебе без разницы — в эфире ее трахать или вне эфира.

— А что, разница есть? — говорит Маркус, ибо он жаждет «драматизма» и не согласен отступать.

— Туфли новые? — спрашивает Фрэнк.

Едва подняв с пола вилку, он ныряет обратно под стол, а вслед за ним — Маркус и Джо. Их локти, едва не сталкиваясь с плывущими по воздуху кофейными чашками, встают торчком, как акульи плавники. Поскольку объектом всеобщего внимания стали мои туфли, я тоже засовываю голову под скатерть.

Подстольный мир огромен. Старинные звуки оглашают его. Там, приложив к губам палец, сидят наши детские годы.

Мы разглядываем лица друг друга, такие маленькие на фоне бедер — широких, уютно развалившихся на стульях, рассевшихся, как бог на душу положит, развязно подбоченясь. Тут же и наши ноги — разлучившись с торсами, они сделались раскованными и нежными. Прикидывают, как бы им перезнакомиться и затусоваться — можно, к примеру, разбрестись разномастными парами, а наши задницы и причиндалы пускай себе висят в воздухе.

Мы захохотали. Я приподняла свои конечности, чтоб казались потоньше, потом опять опустила и, ломая шею, вытащила голову наверх — пусть ноги беседуют на том тайном языке, который обязательно должен у них быть. Всплыв до уровня стола, я потеряла из виду коленки и ширинки Маркуса с Фрэнком, зато обрела их спины, слепо шевелящиеся на линии столешницы.

Возвращение на поверхность. Звуки банкетного зала сталкиваются лбами, как два поезда, пробивающиеся сквозь друг друга. Я хохотала, хохотала, никак не могла уняться. Вынырнули на поверхность Маркус, Фрэнк и Джо. Улыбнулись.

Я поняла, что поезда сошли с рельсов и все мы погибли. Вот только никто пока этого не заметил.