Читать «У женщин грехов не бывает!» онлайн - страница 13

Ирина Крицкая

А дед весь день ловит рыбу. Он сидит на своей мостушке под ивой, прячется за длинными ветками. Дедок ждет, когда я выйду из бани, сброшу полотенце и сигану. Я прыгаю, мне не жалко. Пусть порадуется перед смертью.

В этой речке полно ключей, вода здесь никогда не прогревается, даже летом. Но я проплывала кружочек от своего моста до стариковского. Дед опускал на нос кепку. Может, и сейчас еще сидит, его почти не различить в камышах и листьях на зеленом берегу.

Вчера ночью был мороз минус два, и утром в воде плавали тонкие льдинки, но я все равно прыгнула. Когда погружаешься в лед – тело пронзают иголки и ребра сжимаются так, что даже заорать невозможно. Жуть как холодно, но очень приятно.

Я быстро, быстро вылезаю на мостик и заворачиваюсь в полотенце, а дед забирает свой садок и уходит. В смятенье! Ха! Вот такие вот у меня между делом развлекушки. Мне ни за что не придет в голову надеть какой-то там купальник. Я не собираюсь ломать себе кайф. В ледяную речку нужно прыгать только с голой жопой. И все.

Почему я залезла в эту глухомань? Нет, я не сама нашла это дикое местечко. Координаты дала моя бабушка, мать моего отца. Она его сто раз просила: «Поезжай, посмотри, что там сейчас, привези хоть фотографии». Отец ей щелкал руины, которые остались от брошенных крестьянских домов, и башню старинной колокольни. Верхушка давно обсыпалась и поросла березками, я кривлялась на фоне красного старого кирпича. Мужу показала кадры. Он посмотрел и сказал: «Подожди-ка… Ты видишь, что это? Газовая труба». Пустой берег и вдоль реки, на той линии, где раньше тянулась улица, – газовая труба. Пятьдесят километров от города, ни одного пролетария на берегу – и газ, комплимент от советской власти. Если я скажу, за сколько он купил тут три гектара, никто не поверит. Я сама не верю, что земля, целый кусок планеты в три гектара, может стоить так дешево.

Сейчас еще глоточек – и меня потянет на исторические справки. Ну, не могу! Я не могу их обойти, мне очень хочется спихнуть всю ответственность за свои глупости на предков.

Давным-давно, точнее, до 1917 года, эта земля принадлежала моему прапрадеду по отцовской линии. Называлось это место хутор Мазейка, но после революции его переименовали… в Парижскую коммуну. Я падаю! Парижская коммуна! Версаль.

До революции здесь, среди полей, была усадьба. Небольшая. Дом с белыми колоннами, два флигеля. Вокруг сад. От крыльца к реке вели дубовые ступени. Есть фотки, фотки есть! Дед любил фотографию, у него был свой салон в городе. А вот с документиками вышел облом. В нашем мерзейшем городе сожгли все архивы. Их жгли аж два раза. Сначала в семнадцатом году, а потом еще разочек, почему-то в шестьдесят седьмом. Но кое-что по старым снимкам можно разглядеть.