Читать «Конец Великолепного века, или Загадки последних невольниц Востока» онлайн - страница 114

Жерар де Нерваль

ИДИЛЛИЯ

На третий день нашего путешествия мы должны были увидеть берега Сирии, но за все утро едва сдвинулись с места: ветер, который поднялся в три часа, изредка надувал парус, однако вскоре совсем стих, и парус безжизненно повис на мачте. Казалось, это мало беспокоило капитана, который делил свой досуг между шахматами и чем-то вроде гитары, на которой он наигрывал одну и ту же мелодию. Есть у каждого на Востоке такая любимая мелодия; ее повторяют сутра до вечера до тех пор, пока ее не вытеснит какая-нибудь новая. Рабыня тоже выучила в каирском гареме какую-то песню, припев которой всегда кончался протяжным и навевавшим сон речитативом. Насколько я помню, там были такие строки:

Ya habibi! sakel no! Ya mahmouby! ya sicli!

Несколько слов я понимал, но слова «хабиби» не было в моем словаре. Я спросил его значение у армянина, он мне ответил:

— Это означает «дурачок».

Я записал это существительное на свои карточки с необходимыми пояснениями, как полагается делать, если хочешь выучить язык.

Моряки в XIX веке

Вечером армянин сказал мне, что раздосадован безветрием, которое начинает его понемногу беспокоить.

— Почему же? — спросил я. — Мы только рискуем задержаться дня на два, а нам совсем неплохо на этом корабле.

— Дело не в этом, — объяснил он, — нам грозит опасность остаться без воды.

— Как без воды?

— Да. Вы себе не представляете, насколько беспечны эти люди. Чтобы набрать воды, следовало отправить барку в Дамьетту, поскольку в устье Нила вода соленая, а так как город на карантине, они побоялись формальностей… по крайней мере так они говорят, но, по существу, я уверен, что они об этом просто не подумали.

— Удивительно, — сказал я, — капитан поет как ни в чем не бывало.

Мы с армянином пошли расспросить его по этому поводу.

Капитан встал и показал мне бочки из-под воды, стоящие на палубе, все они были пусты, только в одной воды было примерно на пять или шесть бутылок; затем он опять уселся на юте, взял «гитару» и затянул свою бесконечную песню, прислонившись головой к обшивке борта.

На следующее утро я рано проснулся и поднялся на шканцы в надежде увидеть берега Палестины, но напрасно протирал я свой бинокль: линия горизонта, напоминавшая чуть вогнутое лезвие дамасской сабли, была чиста. По всей вероятности, со вчерашнего вечера мы даже не тронулись с места. Я спустился и направился на бак. Все беззаботно спали; бодрствовал только юнга; он занимался своим туалетом, обильно поливая себе лицо и руки остатками нашей питьевой воды.