Читать «Автопортрет художника (сборник)» онлайн - страница 225

Но он заплатил. Я превосходно изучил все его приемчики, и на «губки-устрицы, мясистый, как губы лошади зад, пестрое покрывало луга» и другие одесские заморочки, ответил выверенной, – и в меру жесткой, – новеллой про молодого человека, который ночует в чужом саду, ест виноград, его проносит, и единственное, чем он может вытереть зад, это страница из книжки его любимого писателя. Бабеля.

– Ну, это хотя бы было предисловие? – спросил он.

Я вежливо улыбнулся, и признал, что он умирает как мужчина. К тому же, когда он уже проиграл, я не мог не признать, что дело еще и в том, что он рассказ по году писал, и пятнадцати минут ему явно не хватало. С другой стороны, на кой хер ты лезешь в клуб лучших, если не в состоянии сконцентрироваться мгновенно?

Я убил и Бабеля.

… В углу, куда я отошел попить воды, бойцы отрабатывали удары и разминались на каких-то несчастных ублюдках. Ублюдки ныли, но даже не пытались сопротивляться. Ползали по полу после легкого удара, плевались кровью, и шептали друг другу «но мы-то все равно крутые перцы, да, парни, да, марта, да, алмат?». Их даже не добивали, они умирали сами.

– Это еще кто такие? – спросил я Маламуда.

– Эти груши? Не заморачивайся, – махнул он рукой.

– Сетевые авторы, – сплюнул он.

Я вернулся к боям.

Гонг звенел все чаще, татами был уже мокрый – каждый раз после проигрыша его чистили мокрыми тряпками, – груда мертвецов в углу зала росла. На мое счастье, Мейлер проиграл Хеллеру, а сам достался Апдайку. Ну, а уж того вполне технично сделал Шолохов.

Кстати, Шолохов я, да Бабель были единственными здесь, кто писал на русском из прошедших первый тур.

– Почему так мало наших на этом турнире лучших? – спросил я кого-то из судей. – Ну, русскопишущих?

– Ты что, чувак, ПРАВДА не понимаешь, почему на этом турнире ЛУЧШИХ так мало ваших? – спросил он.

Я заткнулся.

ххх

Постепенно в зале остались ДЕЙСТВИТЕЛЬНО сильнейшие.

И среди них я с удивлением – я и правда хорош, но мне никогда не везет – обнаружил себя.

Со Стейнбеком у нас вышла ничья, и нам пришлось отправиться на переигровку.

Мне повезло с заданной темой, да и вторым всегда быть легче, чем первым, так что я легко сделал его повестушкой про гастарбайтеров. Еще бы. В его время и слов-то таких не знали. Но Джон не обиделся.

– Обязательно выпьем, – сказал он.

– Виски, в Монтеррее, на какой-нибудь пустой бочке у причала, – сказал я.

– И чтобы волны бились об камни, и брызги до ног долетали, – сказал я.

– Если они там еще есть, эти бочки и этот причал, – сказал он.

– Если они там еще есть, – сказал я.

Мне стало грустно и я заплакал.

Но у меня не было выбора. Я победил Стейнбека.

А дальше на татами вышел Хэм.

– Привет, малыш, – сказал он.

– Привет, Хэм, – сказал я.

– Вижу, ты учишься, – сказал он.

– А как же, – сказал я.

– Держи нос по ветру, – сказал он.

– Буду, Папа, – сказал я.

– Ты ничего, – сказал он.

– Сейчас увидим каков ты в деле, – сказал он.

– Давай, Папа, – сказал я.

– Ладно, – сказал он.

– Ладно, – сказал я.

– К бою, – скомандовал рефери.

Хэм играл нечестно. Он печатал, глядя на меня со снисходительной улыбочкой и я понял, наконец, почему она так раздражала Фитцджеральда. Это было что-то вроде сигарной вони в лицо сопернику во время шахматного турнира. Ладно. Шахматы так шахматы. Я сделал ход конем. Это был рассказ в стиле раннего Хэма, но с моей начинкой. Скульптура изо льда с бушующим внутри нее серным пламенем ада. Сумасшедшая в теле леди. Шлюха в передке святой. Я обжегся, когда писал этот рассказ. Хэм даже решения судей ждать не стал.