Читать «Ночь после выпуска (сборник)» онлайн - страница 53

Владимир Федорович Тендряков

– Сто лет – мгновение? Ну уж!

– Рядом с бесконечностью и тысяча лет мгновение, и миллион!

– Все равно вдруг да… атомы, долго ли им. Разве не может такого?

Левка замялся, кисленько замямлил:

– Теоретически, конечно, не исключено. Но уж слишком мала вероятность. Ничтожна.

– Ага! Все-таки может! – восторжествовал Дюшка.

– Теоретически можешь ты вдруг ни с того ни с сего в воздух подняться.

– Ну, это совсем не то.

– То. Вероятность примерно такая же… Кто эта девчонка, если не секрет?

Дюшка ждал этого вопроса и боялся его. И все-таки он застал его врасплох, кровь ударила в лицо, пришлось поспешно отвернуться. «Если не секрет?» Не назови – не знай что подумает. Левка не Минька, не отмахнешься. И Дюшка сказал в сторону, хотел как можно равнодушней, но не получилось – сорвался предательски голос:

– Римка… Братенева.

– А-а. – Голос у Левки не дрогнул. – Нет, Дюшка. Римка – женой Пушкина… Нет. Девчонка как девчонка.

Стало вдруг просто скучно. «Девчонка как девчонка» – обидел Римку. Лучше бы самого Дюшку. Мускулистые руки, загнутые ресницы, дымчатый пушок над верхней губой – красивый парень Левка Гайзер. Красивый и очень умный.

25

А между тем весна шла. Полностью распустились листья на деревьях. Кончились в школе занятия. Миньке в больнице разрешили подниматься с койки, выходить во двор.

Белые нарциссы давным-давно завяли и засохли.

Дюшка вырвал из сочинений Пушкина портрет Натальи Гончаровой, повесил над койкой. Скорей всего, Левка прав: Римка не жила сто лет назад, не умирала, и родилась, как все, и, наверное, как все, проживет всего одну жизнь. Как все, но какое это имеет значение?

Он по нескольку раз в день встречал Римку, и всегда у него обрывалось сердце… По нескольку раз каждый день.

* * *

Случилось невероятное. А может, это и должно было случиться рано или поздно.

Дюшка первый раз в году выкупался. Река еще не прогрелась, и Дюшка в прилипшей к телу рубашке, с мокрой головой бежал с берега бодрой рысцой, старался согреться. И наткнулся на нее. Она стояла на тропе, ковыряла носком туфли землю. Нельзя же было проскочить мимо, словно не заметил, да и ноги вдруг перестали слушаться.

Дюшка остановился, она подняла голову, и глаза их встретились. У нее от ресниц падала прозрачная тень, и румянец на щеках какой-то глубинный, пушистый, и колечками волосы у нежных висков.

Она спросила:

– Вода очень холодная?

– Не очень.

– А почему ты дрожишь?

– Не от холода.

– Отчего?

Сам для себя неожиданно он сказал:

– Оттого, что тебя вижу близко.

Она нисколько не удивилась, она только опустила ресницы, спрятала под ними глаза. Мягкие тени падали от ресниц, рдел румянец, тронутый незримым пушком, замерли приоткрытые губы. Она ждала, что скажет он дальше, готова слушать затаив дыхание.

И он говорил трудным, горловым, спотыкающимся голосом:

– Римка… я… я… никуда от тебя не могу спрятаться… Я… я… тебя… люблю, Римка.

Тенистые ресницы, застывшее лицо, она слушала, но не собиралась помогать барахтающемуся Дюшке. И Дюшка бросал ей горловые, измятые слова:

– Я знаю, что ты… Что Левка… Я это знаю, Римка… Левка хороший парень. Очень! Он лучше меня… знаю…