Читать «Ночь после выпуска (сборник)» онлайн - страница 213

– Водкой действовал?

– Того не скажу. Не-ет! Сам Пухов в рот не берет, навряд ли других понужает.

Сулимов начал делать пометки в блокноте.

Евдокия недружелюбно разглядывала его, чего-то ждала.

– Все выпытал? – спросила она.

– Много. А что еще набежит, снова на свидание приду. И вот протокол оформлю – прочитать тебе его придется и подписать.

– А может, скажешь мне прежде?.. – Требовательный взгляд запавших глаз, недосказанность.

– Что именно?

– Бестолков ты, видать: пытал, пытал меня, слушал, слушал, а ведь так ничего и не понял. Пухов, видишь ли, его интересует, а я – ничуть… От Пухова ли беда пошла, не от меня ли?

Сулимов кривенько усмехнулся:

– Везет мне сейчас. В других делах – из кожи вон лезешь, виновников ищешь, а тут сами напрашиваются.

– Ты подумай-ко, покрепче подумай: от двух человек беда эта началась. От Ваньки Клевого и от меня. Ваньку-то что ворошить, поди знай, где его кости лежат. Да и не так уж виноват Ванька – сучка не схочет, кобелек не вскочит. Не был он при сыне, в глаза его не видывал. А я всю жизнь рядом. Иль мать за родного сына не ответчица?

– Ответчица. Готов попрекнуть тебя. Только зачем? Сама без меня все осознала.

– Я-то сознала, а вот ты совсем непонятлив. Сына худого вырастила – это еще не вся моя вина. Я и в другом круто виновата: знала ведь, ой как хорошо знала, что страшон людям мой сынок. Так не молчи, остерегай людей, спасти пробуй, стучись куда нужно. Не делала, смотрела себе со сторонки и чуяла, чуяла – стрясется, ой стрясется рано ли, поздно! Вот и скажи: можно ли за такое простить?

Сулимов пожал плечами:

– Наказывают людей, мать, за дурные действия, а за бездействие как накажешь?

– Вот оно! Вот! – вознегодовала старуха. – Веришь же, что Кольку нужда злая заставила! Как не верить – и слепому видно! Мальчишка глупый, не по своей воле – дес-твие! Его ли это дес-твие? Лихо сневолило! А уж ваш закон тут как тут. А то, что всю-то жизнь свою я это злое лихо вынянчивала, – пусть?! Вы, поди, многих так наказываете – безвинных в тюрьму, а виновных милуете! И ничего, совесть не точит? Ась?

– Совесть меня, может, и точит, мать, да ее к делу никак не пришьешь.

– То-то! То-то, что без совести дела творите! Не нужна она вам, совесть, выходит. Вот она я! Хороша? Сама ж признаюсь открыто – неправедно жила, урода добрым людям сотворила. Простите меня за это, пускай и другие не боятся растить уродов на беду всем. На беду! На погибель! Пусть порча по свету идет! Да одумайся, милушко, – неужели тебе не страшно в таком неправедном мире самому-то жить? Ведь молод еще, жизнь-то пока вся впереди. Не страшно, что такие сидячие, меня вроде, без всяких дес-твиев жизню тебе испакостят? Себя бы хоть пожалел, парень!

Сулимову вдруг стало не по себе: в который раз за сегодняшний день от совершенно разных людей он слышит одно и то же.

19

В это время в девятом «А» классе шел урок истории. Он неожиданно захватил всех.

Борис Георгиевич, щеголевато-подтянутый молодой учитель – всего лишь два года со студенческой скамьи, – как всегда, бойко, напористо, сам увлекаясь, рассказывал о «Народной воле», о «Северном союзе русских рабочих».