Читать «Ночь после выпуска (сборник)» онлайн - страница 200
Владимир Федорович Тендряков
– Он что – по этой Краснухиной тосковал?
– Прежде, может, и тосковал, да за двадцать-то лет прошло. Людмила в ту же пору замуж вышла, из Краснухиной Пуховой стала. Не-ет, просто ему втемяшилось – нелюба, а он такой: кого невзлюбит – жизни не даст. Другие-то от него посторониться могут, а то и постоять за себя. Я всегда у него под рукой, и характеру у меня никакого – вот и вытворял. Я всяко пыталась – ублажала, сапоги с пьяного стаскивала. Только от покорности моей он еще пуще лютовал. Бесила покорность. А коли возражу, ну тогда и совсем: «Ты, тварь, дышать не смей, не только голос подымать!» Тварь – это еще ласково…
– Н-да, рисуночек.
– А в эту ночь он стол толкнул, на нем ваза стояла… Хорошая ваза, сам покупал. Не думайте, что он недомовит был. Даже пьяный о доме вспоминал, если, конечно, не шибко пьян, что-то купит, принесет… Ну а потом осатанеет – бьет. Да и то, пожалуй, с расчетом – тарелки смахнуть ничего не стоит, а вот телевизор ни разу не тронул…
– Так что с этой вазой?
– Столкнул он ее, а я ойкнула, не удержалась. «Ах, жаль тебе!..» И набросился, а тут Колька… Колюха давно уже стал встревать промеж нами…
– Он стращал отца, что убьет?
Анна не ответила, уставилась в пол, мертвенная бледность отчетливей означила морщинки на усохшем лице.
– Говорите все как есть, – строго приказал Сулимов.
– Стращал.
– Вы этому верили?
– Да кто такому в полную-то силу поверит?
– Хорошо, продолжайте.
– И продолжать нечего. Колька кричит, он рычит, Кольку отталкивает, ко мне рвется. Ударил он меня так, что с ног… Пока очухалась, вдруг слышу… Вскочила я, смотрю – он валится, да плашмя, на пол. А Колька в руках ружье держит, из стволов-то дым идет, и вонь от этого дыма по всей комнате. Лицо Коли словно из мела, одни глазищи… Дальше уж не помню, как из рук его ружье вырвала. Опомнилась – бегу с этим ружьем по городу…
– Так в чем же вы тут себя считаете виновной?
– Все из-за меня. Не я б, ружье это никогда не выстрелило.
– Да разве вы толкали сына к ружью? Не хотели того, не выдумывайте!
– Хотела не хотела, а все делала, чтобы сын отца убил.
Анна Корякина сказала это столь твердо, что даже на ее лице проступила ожесточенность.
– Все делали? Что именно?
– Ужас берет, когда теперь оглядываюсь… Не замечала прежде – была злодейкой, право. Да чего же добивалась я, дура тупоумная! Чтоб сын вместе со мной страдал! Стонала не переставая, слезы лила, из кожи лезла себя несчастной показать… И видела, видела – жалеет, весь исстрадался парень, невмоготу ему, а мне все мало, мне от него большей жалости хочется, никак не уймусь, разжигаю… Зачем, спросите? Оно понятно зачем. После мордобоев да ругани изо дня-то в день кому не захочется утешиться. От чужих людей утешение дешево, стороннее оно, а вот от сына родного – вроде живой воды. Муж лютует – сын весь исходится, а мне приятно, сладко так, не насытюсь, еще, еще!.. Даже, поверите ли, ждала – о-ох! – даже с нетерпением, чтоб Рафашка зверем ввалился да набросился. Он изобьет, а сын показнится за мать родную… Радовалась тишком, что ненавидит Колька отца лютой ненавистью. Раз его ненавидит, значит, меня любит! Радо-ва-лась! Ну не подлая ли?..