Читать «Город собак» онлайн - страница 70
Анна Олеговна Никольская
Я не стала ждать исхода поединка. Стемнело. Раскрыв зонт, я шла к автобусной остановке и думала о своём дедушке.
В 1944 году мой дед попал в плен и был вывезен нацистами на территорию Германии, где стал узником Дахау. Во время Второй мировой Дахау приобрёл зловещую славу самого зверского концлагеря, в котором ставились эксперименты с живыми людьми. Он стал первым опытным полигоном, где отрабатывалась система наказаний и других форм физических и психологических издевательств над заключёнными. Дед многое рассказывал о жизни в лагере. Сильнее всего врезалось в память то, как начальство фабрики смерти для увеселения высокопоставленных нацистов устраивало между заключёнными бои без правил. Особая жестокость этой «забавы» состояла в том, что на ринг выводили родственников: отца против сына, дочь против матери.
Бои велись насмерть. В случае отказа расстреливали обоих. Ради спасения детей родители жертвовали собой…
Я ехала в автобусе, саднила душа. Саднила необъяснимой тревогой.
Тогда, в сорок четвёртом, была война. Фашизм калечил рассудок, судьбы и жизни людей, одних делал жестокими, других — несчастными. Сегодня мирное время, но люди продолжают калечить и убивать друг друга. Неважно, происходит ли это на баррикадах бархатной революции, спортивном ринге, в горячей точке или во время собачьего боя.
Миша позвонил на следующий день и сказал, что Крюгера больше нет. Я не нашла, что ответить, — просто положила трубку. Вечером я купила билет, села в поезд и уехала домой.
Хвост на память
Сухарь тонул в проруби.
Он судорожно цеплялся за ломкие края, но те с весёлым хрустом лопались, превращаясь в искрящуюся крошку. От ледяной воды грузное тело Сухаря пронзало судорогой, руки мертвели, но он продолжал бороться за свою, в сущности, никчёмную жизнь. Возможно, оно того не стоило, но умирать в расцвете сил не хотелось. Сознание постепенно покидало его, холода уже не чувствовалось. Испуганное воображение Сухаря рисовало его зелёной лягушкой, барахтающейся в крынке со сметаной. Сметана эта, а точнее вода, никак почему-то не желала становиться маслом. Сухарь закрыл глаза, расслабился и смиренно пошёл под воду.
Вдруг в угасающее сознание ворвался громкий и, как Сухарю показалось, осуждающий лай.
«Что я делаю?» — ужаснулся своему бесхарактерному поведению Сухарь и, что было сил, заработал конечностями.
Когда вынырнул, первое, что увидел, была собачья морда.
Карие глаза смотрели с презрением. От этого взгляда Сухарю сделалось неловко. Собака тяжело вздохнула и повернулась задом. Потрясённому взору утопающего предстал куцый потрёпанный хвост. Два раза Сухарю объяснять не пришлось. Собрав последние силы, он потянулся к спасительному хвосту и рванулся всем телом вверх. Однако сей хвост был слишком короток, и Сухарь промахнулся. Снова и снова пытался он ухватиться за хвост — безрезультатно. Собака то и дело оглядывалась, наблюдая за беспомощными телодвижениями Сухаря. Наконец терпение её лопнуло, и она молвила: «Вы, Кузьма Михайлович Сухарев, — слабак и, вообще — нехороший человек».