Читать ««The Coliseum» (Колизей). Часть 1» онлайн - страница 44

Михаил Сергеев

– Да! – воскликнул он. – Думаю, что упустил? Преинтереснейший факт. В одном издательстве со смехом!., показывали письмо читателя, который возмущался, что автор два года как отошел в мир иной и не писал книг, выпущенных ими после.

– Нормально… Как вы говорите… всё идет по плану? И что ответили?

– Ему? Ничего. Они наняли студентов литинститута и те писали под чужим именем продолжения. Ты хочешь такого многотомия? Такой памяти? Да я редактору не позволял окончания менять! Если вкладывал смысл! Если переживал! А сейчас, ради домика в тиши, такие пузыри пускают – ведь плодовитость обеспечивают рабы. Литературные. Если труд свой ценишь в «бумажках» кошелька, то и душа у тебя бумажная, продырявить – пальцем ткнуть! И не заметишь, как хруст их перейдет в хруст твоих косточек – землица-то – оседает! А ты уже давно труп.

Он указал вниз.

– А если не бумажная… у тебя ни то, что томов – времени на публичность нет – ты хоронишься ее! Всяких фондов, политики, интервью. Страшишься как змеиного укуса! Ну а если ремесленник… Писать надо, умирая с каждой строкой! Каждым мазком на картине! Чтоб ни за какие деньги не повторить! Не печатают! – с веселой издевкой снова повторил Крамаренко и вдруг прищурился, с любопытством глядя Андрею в глаза:

– Да не оттого ли хочешь стать карающей десницей? Что-то наводит меня на крамольную мысль обиды? – Он погрозил ему пальцем. – Так брось! Пиши с единственной целью – менять себя… и думать… об этом же предмете – о себе! Тогда и вопрос о своем «неследовании» исчезнет. И помни, хорошая, толковая книга массовой быть не может! А вот плохая на раз – технологии рекламы позволяют.

– А как же Достоевский?

– А ты спроси у десяти встречных – кто читал? Никто. Слышали, знают, но не читали. Ныне правит суррогат массовости! Так что, пиши, публикуйся в сети и радуйся!

– Радоваться?

– Именно. Что не родился лет тридцать назад, когда писали в стол… буквально!

Видя растерянность молодого человека, мужчина в который раз рассмеялся: – Не тушуйся! Поправимо. Какие годы?.. – и уже серьезно добавил: – Вот тебе и вся роль ли-те-ра-туры! В молитве! А ты – стиль, слог, композиция, жизненность. Переводи стрелку на лекциях и уголька в топку побольше. Э-э… фирштейн что-нибудь? – Он пощелкал пальцами перед застывшим лицом собеседника.

– Так… но зацепило… – уныло ответил тот.

– Высокий показатель! – Крамаренко хлопнул юношу по коленке. – Бывает и похуже, проснешься в луже, птички…одну вещь клюют, а «кыш» сказать не можешь. Эх! Студенческие годы! Короче, не унывай! И хулигань побольше! А мне пора. – Он поднялся.

– Да ведь я вообще-то смотрю дальше книг и полотен.

Слова были сказаны таким тоном, что Крамаренко невольно остановился.

– И не как человек. А вот стать им вижу два пути.

Андрей тоже поднялся.

– Любопытно… С инопланетянами не общался. – Подбородок мужчины ушел чуть вправо, брови поднялись, глаза же остались на собеседнике. – И какие? – Он глянул на часы.

– Не смейтесь. Первый – стараться стать им каждый день, каждую минуту, не понимая, за что обречен бороться со злом от рождения до смерти, да еще с такими потерями… и тогда вся жизнь будет таким шагом. Всего лишь одним. И возможно, только потерями. – Глаза его заблестели. – А можно шагнуть сразу, одномоментно, пусть в неведомое, пусть в бездну… увидев всё и одновременно. – Нездоровая радость послышалась в интонации. – Посудите сами… человек садится за руль пьяным, рассчитывая, что обойдется. И его расчет верен, ведь не может увидеть, как у тысяч, десятков тысяч людей в мире, в секунду, когда рука пьяного только тянется к двери автомобиля, случай отрывает ноги, разбивает головы, оставляя внутренности на искореженном металле. Как разбрасывает по асфальту части тел жены, ребенка, матери, неосмотрительно поверивших, что обойдется. Его, его жены и ребенка! А если увидит? Хоть раз? Сладко затягиваясь сигаретным дымом, несчастному не углядеть за ним миллионы судорог от боли в эту секунду, не услышать криков обезумевших людей, умирающих от рака. А если увидит?